Книга Андерманир штук, страница 68. Автор книги Евгений Клюев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Андерманир штук»

Cтраница 68

Девушка подошла к нему, закутанная в белую свою драпировку: ангел. И поцеловала его, куда-то в висок. И сказала: «Спасибо Вам…»

А телефона он ей не дал – сказал только: «Мы обязательно встретимся. Когда тебе опять станет… тяжело, я найду тебя».

Гонорар, через неделю полученный им за визит к «порченой», превышал границы не только разумного, но и действительного. С этого времени он занимался исключительно снятием порчи, лечением от сглаза, заговариванием болезней… – все глубже и глубже проникая в ту среду, о приближении к которой когда-то и мечтать не мог. Среда щедро платила за помощь. А за сведения о среде щедро платили покровители. Как деньгами, так и услугами. Особенно – поддержкой с иголочки новой телевизионной программы, в которой Демонстратнеру недолго думая и без особой шумихи весьма неожиданно предоставили оч-чень хороший кусочек времени. Ибо, как совершенно справедливо заметил не кто-нибудь, а сам Рафалов, «страну – страну, Борис Никодимович, а не отдельных людей! – надо лечить».

И он принялся лечить страну.

Потому что настало время.

31. Я, ПОЖАЛУЙ, СЪЕЗЖУ

И никому, никому до этого не было дела! Что непорядок же во всем… Ночами Владлен Семенович слонялся по квартире, пил валидол, мучился давлением, превозмогал страхи. Снотворное пристрастился употреблять, димедрол: ночью не действует, зато с утра – стоит только на улицу выйти! – бах по башке… и весь день, словно пьяный или во сне, ходишь.

Игнатьича он больше не видел никогда. Наверное, спился давно Игнатьич… Бедный Игнатьич: небось, потому и спился, что кое-какие вещи знал. Если, конечно, спился, а то ведь могли и…

Страхи Владлена Семеновича вдруг одолевать стали – врач, правда, успокоил, что при аритмии это нормально… так и сказал, честное слово: «Если Вам становится страшно, то это нормально», – и Владлен Семенович подумал, что лучше не скажешь.

Правда, по-настоящему страшно становилось редко, чаще – страшненько… то есть и страшно, и весело, как в детстве бывало, когда идет-коза-рогатая, – страшно, что забодает, но разум говорит: «Это ж мамина рука, а не коза – мамина рука не забодает! Только… вдруг все-таки коза?»

И – время от времени игнатьичевские слова всё над Владленом Семеновичем кружились: словно Игнатьич их затем и сказал, чтоб – кружились. А «мы не местные – мы небесные» и вообще никакого покою не давало: как с утра в голову вступит – так, считай, до вечера и будет кружиться, а то и до ночи. Мы не местные, значит, мы небесные… – и-йих! Между прочим, постоянно теперь думал Владлен Семенович, что про жизнь эту проклятую, про наше место в ней ничего ведь другого и знать не надо… вот ведь сказанул Игнатьич! Прямо как древнегреческий ученый сказанул: мы не местные, – говорит, – мы небесные! Не зря человек прожил: такой всемирный закон открыть…

И другие слова Игнатьича приходили: ишь-разгулялись-на-костях-нечистая-сила-управы-на-них-нету-костры-жгут-на-гармонях-играют-частушки-поют-прямо-как-живые-вурдалаки-оборотни-коммунисты-партейные-рвачи-первостатейные… Эх, Игнатьич, Игнатьич! Думал я, что бредил ты в тот вечер в горячке, да не бредил ты. Знаю теперь: не бредил, – только вот громко обо всем этом не скажешь… да и по чину ли мне о таком?

Зато другое – это по чину: «Первая улица Марьиной Рощи вчера еще была, а сегодня сплыла… Толяна как ветром унесло… Толян мой бедный, собутыльник бесценный…»…

Это мы выясним, это, Игнатьич, не бойся, потому что порядок должен быть! И кому, как не мне, за ним следить? Я, по-твоему, в метро-то-политене имени Владимира Ильича Ленина что делал? За порядком следил! Вот и карты мне в руки, значит.

К двери входной Владлен Семенович теперь лишний раз старался не подходить – иначе сердце так начинало колотиться, что даже Лотта Ввеймаре с рукавами до полу выглядывала через щелочку в двери: чье же это, дескать, сердце так стучит в подъезде? Или не выглядывала… Владлену Семеновичу теперь много чего казалось… мнилось, мерещилось: голоса, шумы, призраки, тени… Если б было с кем говорить, он бы тому сказал: «Воображение, брат, на старости лет разгулялось». Но говорить было не с кем – и Владлен Семенович тосковал да себя ругал: за всю жизнь ни подруги не нашел, ни деток не наплодил: вот бы, глядишь, поговорили… Софья Павловна приглянулась было, да оборотень она, и муж ее покойник – вурдалак. Найти бы ее, в глаза ей взглянуть, крестным знаменем осенить – живо, небось, в волчицу превратится, оборотень! А ведь так мило меня принимала… но это потому, небось, что я с 4-й Брестской: думала, такой же вурдалак, как муж-покойник! Хотя оборотень, вурдалак – это, конечно, все фигурально…

Впрочем, не время сейчас было с Софьей Павловной квитаться: во всей этой чертовщине разбираться пора было – иначе пропадет Москва. Обидно, что со своей улицы начинать не годилось: внимание к себе опасно привлекать – тем более что и живет он прямо напротив ихнего логова. И в Марьину рощу он теперь не ходок: там его тоже, небось, заприметили… да только довольно с них Игнатьича, а он, Владлен Семенович Потапов, им себя в руки нипочем не даст.

Вот и уходил Владлен Семенович подальше от Брестских: чем свет – он уже где-нибудь около Яузы прогуливается. А чего около Яузы – так… и от Брестских далеко, и от Марьиной рощи, благодать! Особенно когда как сейчас – время неспешное, летнее, все разъехались кто куда, гуляй не хочу – и сам черт тебе не брат. Да и дом важный, высотка на Котельнической, близко. Так что, считай, и весну, и лето, и осень Владлен Семенович там прогулял – чинною своей стариковскою походкой… все хорошенько шагами измерил, глазами запомнил, на ус намотал. И знал теперь твердо: тут тоже нечисто, а уж коли и тут нечисто, в случайно выбранном месте, – значит, нигде не чисто.

Начал-то Владлен Семенович грамотно: будто в «Иллюзион» ходить пристрастился. Сперва, правда, чуть было не сдался – оттого, что с билетами трудно оказалось. Но довольно быстро выяснилось: не всегда и не на всё трудно, а если кассиршам примелькаться да понравиться, так и вовсе без проблем. Ну, шоколадка когда, коробочка конфет – кондитерский-то рядом! Короче, много чего он в «Иллюзионе» посмотрел, да дело не в этом. В «Иллюзион» наведываясь, врос он в Таганку, замечаться в ней перестал… обычный, дескать, старик: усы седые, кепочка белая, рубашка льняная навыпуск – ничего такого, старик как старик, из местных.

– Папаш, на Верхнюю Радищевскую как пройти?

– Да во-о-он же она, сынок: наверх подниметесь – там, значит, и есть Верхняя Радищевская… наверху. А Нижняя – внизу, все как положено. М-да… а Средняя – посередине.

Приятный такой старик, отзывчивый. Еще постоит, вслед посмотрит, проверит: не ошибется ли сынок-то. Не попадет ли на Среднюю вместо Верхней: оступиться ведь просто… шаг не туда – и ты на Средней Радищевской. А то ведь тут Владлен Семенович за несколько недель всякого нагляделся. Раньше, было время, он жизнь свою не так жил: то задумается, то на витрину засмотрится, то монетку под ногами найдет, поднимет: жизнь она дама хитрая… ей отвлечь, одурачить, заморочить – самое первое дело. Только теперь-то уж не проведешь Владлена Семеновича: пристально вперед глядит, не распыляется! И видит Владлен Семенович чудные вещи…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация