— Ну как же, вы разве не слыхали? — Генерал,
видно, уже не в первый раз принялся объяснять. — Я Маклафлина знаю еще по
Петербургу. Серьезный человек и России друг, хоть подданный королевы Виктории.
Когда он сказал, что с минуты на минуту ко мне сам Осман сдаваться пожалует, я
погнал на передний край вестовых, чтоб упаси Боже пальбу не открыли. А сам,
старый дурак, кинулся парадный китель надевать. — Генерал конфузливо улыбнулся,
и Варя решила, что он ужасно симпатичный. — Вот турки и сняли дозоры без
единого выстрела. Хорошо хоть, мои молодцы-гренадеры не подвели, продержались,
пока Михал Дмитрич в тыл Осману не ударил.
— Куда делся Маклафлин? — спросил титулярный
советник, глядя на Ганецкого в упор холодными голубыми глазами.
— Не видел, — пожал плечами генерал. — Не до
того было. Такое началось — не приведи Господь. Башибузуки до самого штаба
добрались, насилу я от них ноги унес в своем парадном кителе.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел раскрасневшийся
Соболев, глаза его горели каким-то особенным блеском.
— С чем поздравить, Михаил Дмитриевич? — спросил
кавказского вида генерал в черкеске с золочеными газырями.
Все затаили дыхание, а Соболев не торопился с ответом, держал
эффектную паузу. Обвел всех взглядом. Варе весело подмигнул.
Но она так и не узнала, как именно одарил император героя
Плевны, потому что за плечом небожителя возникла будничная физиономия Лаврентия
Аркадьевича Мизинова. Главный жандарм империи поманил Фандорина и Варю пальцем.
Сердце забилось часто-часто.
Когда она проходила мимо Соболева, тот тихонько шепнул:
— Варвара Андреевна, я непременно дождусь.
Из сеней попали сразу в адъютантскую, где за столами сидели
дежурный генерал и двое офицеров. Направо были личные покои государя, налево —
рабочий кабинет.
— На вопросы отвечать громко, отчетливо,
обстоятельно, — инструктировал на ходу Мизинов. — Подробно, но не
уклоняясь в сторону.
В простом кабинете, обставленном походной, карельской березы
мебелью, находились двое: один сидел в кресле, другой стоял спиной к окну.
Варя, конечно, сначала взглянула на сидевшего, но то был не Александр, а
сухонький старичок, в золотых очках, с умным, тонкогубым личиком и ледяными, не
пускающими внутрь глазами. Государственный канцлер князь Корчаков собственной
персоной — точно такой же, как на портретах, разве только посубтильней.
Личность в некотором роде легендарная. Кажется, был министром иностранных дел,
когда Варя еще и на свет не родилась. А главное — учился в лицее с Поэтом. Это
про него: «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящий наблюдатель».
Однако в восемьдесят лет «питомец мод», скорее, заставлял вспомнить другое
стихотворение, включенное в гимназическую программу.
… Кому ж из вас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Рука у канцлера и впрямь подрагивала. Он достал из кармана
батистовый платочек и высморкался, что отнюдь не помешало ему въедливейшим
образом рассмотреть сначала Варю, а потом Эраста Петровича, причем на последнем
взгляд легендарной личности застрял надолго.
Однако, завороженная видом царскосельского лицеиста, Варя
совсем забыла про главное из присутствующих лиц. Она смущенно обернулась к
окну, немного подумала и сделала книксен — как в гимназии при входе в класс
директрисы.
Государь, в отличие от Корчакова, проявил к ее особе больше
интереса, чем к Фандорину. Знаменитые романовские глаза — пристальные,
месмеризующие и заметно навыкате — смотрели строго и требовательно. Проникают в
самую душу — это так называется, подумала Варя и немножко рассердилась. Рабская
психология и предрассудки. Просто имитирует «взгляд василиска», которым так
гордился его папенька, чтоб ему в гробу перевернуться. И она тоже принялась
демонстративно рассматривать того, чьей волей жила вся восьмидесятимиллионная
держава.
Наблюдение первое: да он совсем старик! Набрякшие веки,
бакенбарды и подкрученные усы с сильной проседью, пальцы узловатые,
подагрические. Да ведь и то — в следующем году шестьдесят. Почти бабушкин
ровесник.
Наблюдение второе: не такой добрый, как пишут в газетах.
Скорее, равнодушный, усталый. Все на свете повидал, ничему не удивится, ничему
особенно не обрадуется.
Наблюдение третье, самое интересное: несмотря на возраст и
порфироносность, неравнодушен к женскому полу. А иначе зачем, ваше величество,
по груди и талии взглядом рыскать? Видно, правду говорят про него и княжну
Долгорукову, которая вдвое моложе. И Варя окончательно перестала бояться
Царя-Освободителя.
— Ваше величество, это титулярный советник Фандорин.
Тот самый. С ним его помощница девица Суворова. — Так их представил шеф
жандармов.
Царь не сказал «здравствуйте» и даже не кивнул. Не спеша
закончил осмотр Вариной фигуры, потом повернул голову к Эрасту Петровичу и
негромко молвил по-актерски поставленным голосом:
— Помню, Азазель. И Соболев только что говорил.
Он сел за письменный стол и кивнул Мизинову:
— Приступай. А мы с Михайлой Александровичем послушаем.
Мог бы предложить даме стул, хоть и император, не одобрила
Варя, окончательно и бесповоротно разуверившись в монархическом принципе.
— Сколько у меня времени? — почтительно спросил
генерал. — Я знаю, государь, как вы сегодня заняты. Да и плевненские герои
ждут.
— Времени столько, сколько понадобится. Тут вопрос не
только стратегический, но и дипломатический, — пророкотал император и с
ласковой улыбкой взглянул на Корчакова. — Вон Михайла Александрович
специально из Букарешта приехал. Тряс в карете старые косточки.
Князь привычно растянул рот в лишенной малейших признаков
веселья улыбке, и Варя вспомнила, что у канцлера в прошлом году была какая-то
личная трагедия. Кто-то там у него умер — не то сын, не то внук.
— Да уж не обессудьте, Лаврентий Аркадьевич, —
унылым голосом сказал канцлер. — Испытываю сомнения. Слишком авантюрно
получается, даже и для господина Дизраэли. А герои подождут. Ожидание награды —
приятнейшее из времяпрепровождений. Так что излагайте, а мы послушаем.
Мизинов молодцевато расправил плечи и, вопреки ожиданиям,
обратился не к Фандорину, а к Варе:
— Госпожа Суворова, расскажите подробно про обе ваши
встречи с корреспондентом газеты «Дейли пост» Шеймасом Маклафлином — во время
третьего плевненского штурма и накануне прорыва Османа-паши.
