Офицер понизил голос:
— Кинжал Ивана Харитоновича, я сразу признал. Он
показывал, говорил, подарок грузинского князя…
На это Эраст Петрович сказал:
— Славно.
А Варе стало еще хуже, она зажмурилась, чтобы отогнать
дурноту.
— Что следы к-копыт? — спросил Фандорин, присев на
корточки.
— Увы. Сами видите, вдоль ручья сплошная галька, а
повыше все истоптано — видно, вчера эскадроны прошли.
Титулярный советник выпрямился, с минуту постоял подле
распростертого тела. Лицо его было неподвижным, серым — в тон седоватым вискам.
А ему едва за двадцать лет, подумала Варя и вздрогнула.
— Хорошо, поручик. П-перевезите убитого в лагерь.
Едемте, Варвара Андреевна.
По дороге она спросила:
— Неужто Казанзаки — турецкий агент? Невероятно!
Конечно, он противный, но все же…
— Не до такой степени? — невесело хмыкнул
Фандорин.
Перед самым полуднем нашелся и подполковник — после того,
как Эраст Петрович велел еще раз, потщательней, прочесать рощицу и кустарник,
расположенные неподалеку от места гибели бедного Ипполита.
Судя по рассказам (сама Варя не ездила), Казанзаки
полусидел-полулежал за густым кустом, привалившись спиной к валуну. В правой
руке револьвер, во лбу дырка.
Совещание по итогам расследования проводил сам Мизинов.
— Прежде всего должен сказать, что крайне недоволен
результатами работы титулярного советника Фандорина, — начал генерал
голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Эраст Петрович, у вас под
самым носом орудовал опасный, изощренный враг, нанесший нашему делу тяжкий вред
и поставивший под угрозу судьбу всей кампании, а вы его так и не распознали.
Разумеется, задача была нелегкой, но ведь и вы, кажется, не новичок. Какой
спрос с рядовых сотрудников особой части? Они набраны из разных губернских
управлений, прежде в основном занимались рядовой следовательской работой, но уж
вам-то с вашими способностями непростительно.
Варя, прижимая ладонь к ноющему виску, искоса посмотрела на
Фандорина. Тот имел вид совершенно невозмутимый, однако скулы едва заметно
(кроме Вари никто, пожалуй, и не разглядел бы) порозовели — видно, слова шефа
задели его за живое.
— Итак, господа, что мы имеем? Мы имеем беспрецедентный
в мировой истории конфуз. Секретной частью Западного отряда, главного из
соединений всей Дунайской армии, руководил изменник.
— Это можно считать установленным, ваше
высокопревосходительство? — робко спросил старший из жандармских офицеров.
— Судите сами, майор. Ну, то что Казанзаки по
происхождению грек, а среди греков много турецких агентов, это еще, разумеется,
не доказательство. Но вспомните, что в записях Лукана фигурирует загадочный J.
Теперь понятно, что это за J такой — «жандарм».
— Но слово «жандарм» пишется через G — gendarme, —
не унимался седоусый майор.
— Это по-французски gendarme, a по-румынски пишется
jandarm, — снисходительно разъяснило высокое начальство. — Казанзаки
— вот кто дергал румынского полковника за ниточки. Далее. Кто кинулся
сопровождать Зурова, следовавшего с донесением, от которого зависела судьба
сражения, а возможно, и всей войны? Казанзаки. Далее. Чьим кинжалом убит Зуров?
Вашего начальника. Далее. А что, собственно, далее? Не сумев извлечь застрявший
в лопаточной кости клинок, убийца понял, что ему не удастся снять с себя
подозрение, и застрелился. Между прочим, в барабане его револьвера не хватает
как раз двух пуль.
— Но вражеский шпион не стал бы себя убивать, а
попытался бы скрыться, — все так же несмело вставил майор.
— Куда, позвольте узнать? Линию огня ему было не
пересечь, а в наших тылах на него с сегодняшнего дня объявили бы розыск. У
болгар ему бы не спрятаться, до турок не добраться. Лучше пуля, чем виселица —
тут он рассудил верно. Кроме того, Казанзаки не шпион, а именно изменник.
Новгородцев, — обернулся генерал к адъютанту, — где письмо?
Тот достал из папки сложенный вчетверо белоснежный листок.
— Обнаружено в кармане у самоубийцы, — пояснил
Мизинов. — Читайте вслух, Новгородцев.
Адъютант с сомнением покосился на Варю.
— Читайте, читайте, — поторопил его
генерал. — У нас тут не институт благородных девиц, а госпожа Суворова —
член следственной группы.
Новгородцев откашлялся и, залившись краской, стал читать.
«Милый Ванчик-Харитончик серцо мое…» Тут такая орфография,
господа, — вставил от себя адъютант. — Читаю, как написано. Жуткие
каракули. Хм. «… серцо мое. Жизне бэз тебя будет такая что руки на себя
положить ито луче чем такое жизне. Цаловал-милавал ты мине а я тибе а судба
подлец сматрел-завидавал и нож за спину прятал. Бэз тибе я пыл, граз земной.
Очен прошу вернис скорей. А если кто другой вместо Бесо в твой паршивый Кышынов
найдош — приеду и клянус мамой кышки вон. Твой на тыща лет Шалунишка».
— В смысле «твоя»? — спросил майор.
— Нет, не «твоя», а именно «твой», — криво
усмехнулся Мизинов. — В том-то вся и штука. Перед тем, как попасть в
Кишиневское жандармское управление, Казанзаки служил в Тифлисе. Мы немедленно
послали запрос, и ответ уже получен. Прочтите телеграмму, Новгородцев.
Новый документ Новгородцев читал с явно большим
удовольствием, чем любовное послание.
— «Его высокопревосходительству генерал-адъютанту Л. А.
Мизинову в ответ на запрос от августа 31 дня, полученный в 1 час 52 минуты
пополудни. Сверхсрочно. Сверхсекретно.
Докладываю, что за время службы в Тифлисском жандармском
управлении с января 1872 г. по сентябрь 1876 г. подполковник Иван
Казанзаки проявил себя дельным, энергичным работником и официальных взысканий
не имел. Напротив, получил по выслуге орден Св. Станислава 3 степени и две
благодарности от Е. И. Высочества кавказского наместника. Однако, согласно
поступившей летом 1876 г. агентурной информации, имел странные пристрастия
и якобы даже состоял в противоестественной связи с известным тифлисским
педерастом князем Виссарионом Шаликовым, по прозвищу Шалун Бесо. Я бы не придал
значения подобным сплетням, не подтвержденным доказательствами, однако с учетом
того, что, невзирая на зрелый возраст подполковник Казанзаки холост и в связях
с женщинами не замечался, решил провести секретное внутреннее расследование.
Удалось установить, что с Шалуном подполковник Казанзаки, действительно,
знаком, однако факт интимных отношений не подтвержден. Все же я почел за благо
ходатайствовать о переводе подполковника Казанзаки в другое управление без
каких-либо последствий для его послужного списка.