— Однако кто такой J? — потерла лоб Варя. —
Среди игроков на J вроде бы никого не было. У этого человека Лукан выиграл…
м-м… Ого! Тридцать пять тысяч! Что-то не припоминаю за полковником таких
крупных выигрышей. Он бы непременно похвастался.
— Тут хвастаться было нечем. Это не выигрыш, а гонорар
за измену. П-первый раз загадочный J вручил полковнику деньги 21 июля, когда
Лукан проигрался Зурову в пух и прах. Далее покойный получал от своего
неведомого покровителя по пять т-тысяч 23-го, 25-го и 27-го, то есть через
день. Это и позволяло ему вести игру с Ипполитом. 29-го июля Лукан получил
сразу пятнадцать тысяч. Спрашивается, почему так м-много и почему именно 29-го?
— Он продал диспозицию второй Плевны! — ахнула
Варя. — Роковой штурм произошел 30 июля, на следующий день!
— Еще раз браво. Вот вам секрет и лукановской
п-прозорливости, и поразительной т-точности турецких артиллеристов,
расстрелявших наши колонны еще на подходе, по площадям.
— Но кто таков это J? Неужто вы никого не подозреваете?
— Отчего же, — невнятно пробурчал Фандорин. —
П-подозреваю… Однако пока не складывается.
— Значит, нужно просто найти этого самого J, и тогда
Петю освободят, Плевну возьмут и война закончится?
Эраст Петрович подумал, наморщил гладкий лоб и очень
серьезно ответил:
— Ваша логическая цепочка не вполне к-корректна, но в
принципе верна.
В пресс-клубе Варя появиться в тот вечер не осмелилась.
Наверняка все винят ее и в смерти Лукана (они же не знают об измене), и в
изгнании всеобщего любимца д'Эвре. Француз из Букарешта в лагерь так и не
вернулся. По словам Эраста Петровича, дуэлянта подержали под арестом и велели в
двадцать четыре часа покинуть территорию Румынского княжества.
В надежде повстречать Зурова или хотя бы Маклафлина и
выведать у них, насколько сурово к преступнице общественное мнение, бедная Варя
прогуливалась кругами вокруг пестревшего разноцветными флажками шатра, держа
дистанцию в сто шагов. Податься было решительно некуда, а идти к себе в палатку
очень уж не хотелось. Милосердные сестры, славные, но ограниченные создания,
снова станут обсуждать, кто из врачей душка, а кто злюка, и всерьез ли
однорукий поручик Штрумпф из шестнадцатой палаты сделал предложение Насте
Прянишниковой.
Полог шатра колыхнулся, Варя увидела приземистую фигуру в
синем жандармском мундире и поспешно отвернулась, сделав вид, что любуется
осточертевшим видом деревеньки Богот, приютившей штаб главнокомандующего. Где,
спрашивается, справедливость? Подлый интриган и опричник Казанзаки ходит в клуб
запросто, а она, в сущности, невинная жертва обстоятельств, топчется на пыльной
дороге, словно какая-то дворняжка! Варя возмущенно тряхнула головой и твердо
решила убраться восвояси, но сзади раздался вкрадчивый голос ненавистного
грека:
— Госпожа Суворова! Какая приятная встреча.
Варя обернулась и скорчила гримасу, уверенная, что за
непривычной любезностью подполковника немедленно последует какой-нибудь змеиный
укус.
Казанзаки смотрел на нее, растянув толстые губы в улыбке, а
взгляд у него был непонятный, чуть ли не искательный.
— Все в клубе только о вас и говорят. Ждут с
нетерпением. Не каждый день, знаете ли, из-за прекрасных дам клинки скрещивают,
да еще с летальным исходом.
Настороженно нахмурившись, Варя ждала подвоха, но жандарм
заулыбался еще слаще.
— Граф Зуров еще давеча расписал всю эскападу в
сочнейших красках, а сегодня еще и эта статья…
— Какая статья? — не на шутку перепугалась Варя.
— Ну как же, наш опальный д'Эвре разразился в «Ревю
паризьен» целой полосой, в которой описывает поединок. Романтично. Вас именует
исключительно «la belle m-lle S».
[16]
— И что же, — Варин голос чуть-чуть дрогнул, —
никто меня не винит?
Казанзаки приподнял густейшие брови:
— Разве что Маклафлин и Еремей Ионович. Но первый —
известный брюзга, а второй редко наезжает, только если с Соболевым. Кстати,
Перепелкину за последний бой «Георгий» вышел. С каких таких заслуг? Вот что
значит — оказаться в правильном месте и в правильное время.
Подполковник завистливо причмокнул и осторожно перешел к
главному:
— Все гадают, куда запропастилась наша героиня, а
героиня, оказывается, занята важными государственными делами. Ну-с, что там на
уме у хитроумного господина Фандорина? Какие гипотезы по поводу таинственных
записей Лукана? Не удивляйтесь, Варвара Андреевна, я в курсе событий. Как-никак
заведую особой частью.
Вон оно что, подумала Варя, исподлобья глядя на
подполковника. Так я тебе и сказала. Ишь какой резвый, на готовенькое.
— Эраст Петрович что-такое объяснял, да я не очень
поняла, — сообщила она, наивно похлопав ресницами. — Какой-то «Зэ»,
какой-то «Жэ». Вы лучше спросите у господина титулярного советника сами. Во
всяком случае, Петр Афанасьевич Яблоков ни в чем не виноват, теперь это ясно.
— В измене, возможно, и не виноват, но в преступной
неосторожности наверняка повинен. — Голос жандарма лязгнул знакомой
сталью. — Пусть пока посидит ваш жених, ничего с ним не сделается. — Однако
Казанзаки сразу же сменил тон, очевидно, вспомнив, что сегодня выступает в ином
амплуа. — Все образуется. Ведь я, Варвара Андреевна, не амбициозен и
всегда готов признать свою ошибку. Взять хотя бы несравненного мсье д'Эвре. Да,
признаю: допрашивал, подозревал — были основания. Из-за его пресловутого
интервью с турецким полковником наше командование совершило ошибку, погибли
люди. Я имел гипотезу, что полковник Али-бей — персонаж мифический, придуманный
французом то ли из репортерского тщеславия, то ли из иных, менее невинных
соображений. Теперь вижу, что был несправедлив. — Он доверительно понизил
голос. — Получены агентурные сведения из Плевны. При Осман-паше,
действительно, состоит не то помощником, не то советником некий Али-бей. На людях
почти не показывается. Наш человек видел его издалека, разглядел только пышную
черную бороду и темные очки. Эвре, кстати, тоже про бороду поминал.
— Борода, очки? — Варя тоже понизила голос. —
Неужто тот самый, как его, Анвар-эфенди?
— Тс-с. — Казанзаки нервно оглянулся и заговорил
еще тише. — Уверен, что он. Очень ловкий господин. Лихо обвел нашего
корреспондента вокруг пальца. Всего три табора, говорит, главные силы подойдут
нескоро. Разработка незатейливая, но элегантная. Вот мы, болваны, наживку и
заглотили.
