– Где? – спросил стрелок.
– Там, – ткнул пальцем Шухарт в крашеную стену, абсолютно белую и чистую, как совесть ученого, работающего ради науки и прекрасно понимающего, что для достижения результата все средства хороши.
Снайперу понадобилось всего несколько ударов, чтобы раскрошить штукатурку, под которой и вправду обнаружился пучок разноцветных проводов. Снайпер призадумался. Рубить проводку даже в резиновых перчатках дело небезопасное.
– Позвольте, молодой человек, – сказал Пильман.
В его руках была аккумуляторная хирургическая пила, напоминающая шуруповерт, из которой торчала жутковатого вида фреза для трепанации черепов.
– Ручка у нее прорезиненная, что для нашей задумки просто замечательно, – пояснил доктор, примериваясь к пучку толстых проводов. – Думаю, ничем другим с ходу толстую изоляцию не взять. Ну, да поможет нам Великий Атом.
И, нажав на спуск, всадил зажужжавшую пилу в провода.
Фреза моментом разлохматила пучок кабелей, из которых немедленно вылетел сноп искр. Но Пильмана это ничуть не обеспокоило. Он продолжал свое дело моментально почерневшей фрезой с невозмутимостью вивисектора, препарирующего жирного червяка, неизвестного науке.
Через несколько секунд частично сожженная фреза взвизгнула в последний раз, и пила заглохла намертво. Но дело было сделано. Из стены торчали остатки оплавленных проводов, похожих на тело обезглавленной гидры.
– Браво, Валентин, – раздалось из-под потолка. – Спасибо за урок. На будущее и проводке, и видеонаблюдению я уделю особое внимание. Но вряд ли вы что-то выиграли от того, что я теперь не вижу, а только слышу вашу возню. У вас осталось меньше десяти минут до прибытия спецгруппы. Потом я подниму дверь, и вам останется только лечь на пол и не дергаться. В противном случае каждый из вас получит по пятьсот тысяч вольт из стреляющих электрошокеров моей собственной конструкции. Или по пуле для наименее ценных, но наиболее опасных членов вашей группы – думаю, вы понимаете, кого я имею в виду.
– Дверь поднимет, – произнес Пильман, задумчиво глядя на многотонную плиту из броневой стали, перегородившую единственный выход. – Н-да, получить полмегавольта для человеческого организма есть весьма плачевная перспектива. Кратковременное воздействие на него такого напряжения тока это и ожоги хорошие, и паралич долгий и очень болезненный, и сердце может зацепить. Но самое неприятное – эдакий разряд может повредить мозг, что лично для меня будет серьезной трагедией. И уж тем более в моих планах на сегодня скоропостижная смерть не значится.
Снайпер взглянул на маленького ученого с невольным уважением.
– Неплохо, док, – сказал он. – Вы рассуждаете как настоящий сталкер.
– Не знаю, как расценивать ваши слова, – прищурился Пильман. – То ли похвалили, то ли отругали. Но, как бы то ни было, вернемся к сути вопроса. Очевидно, что гермодверь предназначена для защиты от наружных нападений на лабораторию, а не внутренних, из лаборатории – на охрану комплекса. Я категорически не верю, что отсюда существует только один выход. Но для того, чтобы проверить это, нам нужно время, которого у нас нет. Исходя из чего, не могли бы вы вскрыть для меня вон тот силовой шкаф?
Снайпер взвесил в руке молоток, прикидывая на глаз толщину дверцы шкафа, стоящего неподалеку от гермодвери. После чего подошел к шкафу и несколькими ударами вскрыл дверь с надписью «Attention! High voltage! Hazard of electric shock!».
[12]
– Неплохо, друг мой, – отметил Пильман, аккуратно беря со стеллажа объемистую колбу с бесцветной жидкостью и надписью «HCl». – Теперь рекомендую зажмуриться и не дышать.
И вытащил из колбы плотно притертую стеклянную пробку.
Над горлышком колбы немедленно образовался легкий дымок. В памяти Снайпера всплыло, что это вроде как пары хлороводорода, которые, притягивая влагу воздуха, образуют туман, экстремально раздражающий глаза и дыхательные пути человека. Во время Первой мировой от такого тумана, используемого как отравляющее вещество, немало народу умерло. Впрочем, доктора это не смутило. Пильман взял колбу за донышко и ловко швырнул ее внутрь шкафа, словно всю жизнь тренировался в метании «коктейлей Молотова».
Сначала задымилось. Потом завоняло жутко, хотя сталкеры и закрыли рукавами органы дыхания. Потом из шкафа вылетела нехилая молния, после чего красный огонек над дверью погас. Правда, дверь ни с того ни с сего стала выглядеть немного размытой, словно перед ней появилась какая-то прозрачная субстанция, слегка колышущаяся в воздухе, наподобие легкого марева над асфальтом в жаркий летний день.
– Поздравляю, Валентин, – издевательски хохотнули динамики сверху голосом Сэма Дугласа. – В результате мозгового штурма вы заработали отсрочку в три минуты до того, как система перезагрузится и запустит резервный генератор, находящийся с нашей стороны. Также, в качестве бонуса, с вашей стороны перед дверью автоматически создана искусственная смертельно опасная аномалия, что предусмотрено как раз для таких вот случаев. Поэтому не рекомендую пытаться подходить к двери до того, как она откроется – если, конечно, никто из вас не желает быть скрученным в жгут, словно мокрая тряпка.
– Мясорубка, – еле слышно произнес Шухарт.
– Вы точно уверены, док, что если даже мы найдем ваш гипотетический второй выход, он тоже не будет перегорожен аномалией? – негромко поинтересовался Снайпер.
– Даже если и так, мы по крайней мере попытались, – произнес Пильман. Правда, на этот раз в его голосе от былого энтузиазма не осталось и следа. – Но все-таки мне безумно интересно, как Сэм научился генерировать аномалии.
– А я предлагал вам сотрудничество, – со вздохом сожаления произнес динамик под потолком. – Много бы еще чего интересного узнали. Но этот секрет я вам, так и быть, открою. Я уже несколько лет плотно сотрудничаю с теми, кого вы называете «пришельцами». Помогаю им обустраивать новые Зоны в разных местах планеты, а в уже созданных Зонах – открывать и поддерживать постоянные, хорошо замаскированные порталы. Ну ладно, прилично замаскированные, типа «Бродяги Дика», которого вы умудрились уничтожить вчера вместе с боевой десантной группой Пришельцев, что само по себе достаточно удивительно. Так вот, от моих друзей по ту сторону границы миров я узнал совершенно точно, что аномалии – это просто побочный продукт отходов их производства, которые мы называем артефактами. Типа вони, которая непременно прилагается к качественно протухшей дохлой кошке. Правда, вонь не существует отдельно от кошки, в отличие от аномалий, которые, зародившись однажды, могут совершенно свободно жить, расти и охотиться сами по себе. Вы удовлетворены данной информацией, коллега?
– Вполне, – кивнул Пильман, словно Дуглас мог его видеть. – Мы догадывались о чем-то таком, когда облучили объект «77-Б» рентгеновскими лучами под углом восемнадцать градусов. Тогда обычная стандартная «пустышка» принялась испускать поток квазитепловых электронов под углом двадцать два градуса…
