Лейтенанты, корча виноватые мины, остановились поодаль, ожидая нагоняй.
— Ну что же вы? Эх, разини, — беззлобно сказал лейтенантам маршал. — Собаку вам доверить нельзя…
Затем он широко улыбнулся танкистам. И сразу же нашел выход из положения.
— Ура, товарищи! — гаркнул маршал в микрофон.
— Ура! Ура! Ура! — с облегчением грянул строй.
Вместе с новой матчастью и знаменем 12-го полка танкисты получили воз технических руководств, а с ними — предписание о передислокации в новый учебный полевой лагерь бронетанковых войск Эль-Ариш, на север Синайского полуострова.
Все то время, пока полк ехал монорельсом из Подмосковья в Скадовск, грузился на паромы и плыл в Египет, Растов неистово штудировал «Руководство по технической эксплуатации и боевому применению тяжелого танка Т-14». Этот танк должен был стать для него родным.
Там же, в пути, формировались экипажи.
В механики-водители Растову достался Всеволод Помор, уроженец разгульного южного города Ростова-на-Дону, угрюмец и плут.
В наводчики — старший лейтенант Валентин Кобылин, белобрысый, белобровый дылда из Якутска. Как и Растов, он уже успел повоевать с клонами. Только не на Грозном, а на Кларе.
Четвертым в экипаж попал некто Михаил Игневич, тридцати лет от роду. Биография у него была из разряда «туши свет».
Свою службу Игневич начал в военно-космическом флоте еще в 2610 году. Влюбленный в механизмы парень, он сразу прикипел душой к ГЭУ — главной энергетической установке монитора «Очаков». Пережиток славной эпохи Большой Колонизации, типичный планетарный стационер, монитор «Очаков» кочевал вдоль тысячепарсековых границ великой космической России. Игневич повидал малиновые грозы на газовом гиганте Турок, кочующие кратеры северного полюса Екатерины и, как сам он уверял, не менее трех «больших черных звездолетов» неопознанных чужаков… В экипаже приветливого и всегда готового услужить Мишку обожали и давали ему блестящие характеристики на учебу в лучшие академии военно-космических сил.
Игневич был кадетом трижды. И трижды его выгоняли за разные мелкие мелочи.
Один раз — за драку с сыном начальника…
Второй раз — за самоволку во время общефакультетских учений…
Третий раз он попросту не справился с экзаменом по тактике боевых звездолетов. И с двумя пересдачами тоже не справился…
В общем, не судьба была Игневичу стать офицером. В итоге 2619 год он встретил старшиной группы двигателистов все того же родного монитора «Очаков», а в войну вступил в звании мичмана и на должности замкомандира всей группы движения, как говорили во флоте — вторым старшим маслопупом…
Монитор сравнительно успешно провоевал весь январь, прошел ремонт в феврале, но 16-го марта на Восемьсот Первом парсеке схлопотал две торпеды от клонских «Гэдиров». Потушить пожар не удалось, и команда покинула монитор…
Раненый Игневич находился в жесточайшей депрессии почти месяц.
Командование уже подумывало уволить беднягу в запас. Но Игневич, пролежавший три недели в ожоговом отделении с танкистами и наслушавшийся их рассказов о мощи и неуязвимости стальных монстров, вдруг почувствовал: открылось «второе дыхание». С упорством человека, завидевшего давно чаемую цель, он начал требовать перевода.
В ход пошли все козыри — и три полностью оконченных курса в трех разных академиях, и мольбы, и философия. Игневич был бойким малым. За убедительными фразами в карман не лез. «Призвание», «второй шанс», «такие, как я, ветераны и выигрывают войны, это из истории известно».
В общем, мичман Игневич попал во вновь формируемый 12-й тяжелый танковый — командование не могло устоять перед возможностью посадить в новый танк опытного двигателиста.
Дело в том, что на Т-14 стояли многотопливные гибридные двигатели МТД-5. Прихотливые в обслуживании и ремонте, они являлись «осухопутненными» элементами вспомогательной силовой установки люксогеновых двигателей «Восток-35» — таких же точно, какие стояли на «Очакове». Не приходилось рассчитывать, что в случае поломки или каприза обычный рядовой сможет что-то с этими МТД-5 сделать. А вот на мичмана Игневича можно было рассчитывать…
Растову повезло. Ему достался опытный и закаленный кадр, вдобавок близкого с ним возраста. Говоря по совести, непрерывно играть отцовскую роль в отношении очередного временного экипажа, состоящего, конечно, из восторженных молокососов, ему за три месяца службы в учебном полку страшно надоело…
Экипаж с самого начала понравился Растову. Показался надежным и… особенным. Правда, чем именно «особенным», Растов пока не знал.
На Синае «тэ четырнадцатые» и их экипажи провели чуть более трех недель.
Синай в мае — место не для северян. Накаленная добела пустыня нещадно высушивала, истончала человеческое тело, даже помещенное во чрево кондиционированного танка. А теплое море то же самое тело нещадно просаливало…
— Когда я был маленький, на Азовском море жил, в деревне Страусиная… Мы там пацанятами ловили рыбу, потом ее сушили… Вот я себя эдакой рыбой теперь чувствую. Пеленгасом таким. Дескать, воздалось мне кармически, в плохом смысле… — жаловался Растову мехвод Кариев, любитель восточных единоборств, а заодно и философии.
Командование людей не жалело. Экипажи упражнялись весь световой день. Пять часов с утра. И пять часов вечером. Днем была сиеста: перерыв на сон и обед.
Перерывом на сон, заметил Растов, пользовались почти все. А вот кушали его бойцы плохо.
Страшная синайская жара отбивала аппетит даже у самых прожорливых. Сам Растов, который никогда не жаловался на пищеварительную вялость, и тот ловил себя на крамольных мыслях: котлеты не хочется… бефстроганов тоже не кладите… и рыбу не надо!
А чего хочется? Чего надо? Клубники. Огурцов. Холодного адыгейского сыра… Черного риса с соевым соусом… Йогурт… Бабская диета! Стыдно кому сказать!
После первичного освоения новой техники, которое заняло неделю, пошла череда взводных и ротных учений.
Начало третьей недели ознаменовалось батальонным марш-броском.
Растов, поставленный, к слову, командиром первой роты первого батальона, то есть на самую почетную ротную должность, прошел со своими орлами маршрут Эль-Ариш — Порт-Саид. Но не напрямик, а по периметру всего Синая!
Сперва они прошли вдоль границы субдиректории Израиль (Европейская Директория) до Табы, затем свернули на Дахаб. Оттуда достигли южной точки Синая, города Шарм-эль-Шейх (российская аренда на 99 лет). И уже оттуда поднялись к Порт-Саиду.
Тяжелые машины намотали на гусеницы по девятьсот километров. Выжгли семь заправок (Т-14 были ох как прожорливы!), расстреляли по два полных боекомплекта.
В итоге на семи растовских танках из десяти двигатели МТД-5 выработали по полтора ресурса и вполне закономерно сдохли. У половины машин из-за перегруженной ходовой части обнаружились трещины балансиров.
