Толпа зашевелилась и испуганно расступилась вокруг Мокина. Сопя и покрякивая, он старательно крушил сапогами брошенный в грязь ящик.
1980 год
Летучка
Как только редакционные часы пробили одиннадцать и размноженный динамиками звон поплыл по коридору, низкорослый художник и толстый бритоголовый ретушёр понесли к доске объявлений пятиметровую бумажную простыню.
Из отдела писем вышел седоволосый старичок со стремянкой, привычным движением раскрыл её и приставил к доске. Художник, зажав угол листа зубами, вскарабкался по скрипучим ступенькам, вытащил из кармана гвозди с молотком и ловко приколотил угол к издырявленной фанере.
Старичок тем временем помогал ретушёру держать гулко хрустящий, пахнущий гуашью лист.
Художник слез, переставил стремянку и прибил правый угол.
Ретушёр вынул коробку с кнопками и принялся крепить лист снизу.
— Возьми. — Художник протянул старичку молоток. Тот поспешно принял его и, глядя на спускающегося художника, улыбнулся, заморгал слезящимися глазами.
— Ну вот и порядок. — Ретушёр ввинтил последнюю кнопку и помог художнику сложить стремянку.
— Ну вот и порядок, — тихо проговорил старичок и, улыбаясь, провёл дрожащей рукой по бумаге.
Пятиметровый квадрат распирали широкие красные буквы:
СЕГОДНЯ В 11:15
СОСТОИТСЯ
ЛЕТУЧКА № 1430
на повестке дня:
обсуждение 5 и 6 номеров
Художник забрал у старичка молоток и хлопнул его по подбитому ватой плечу:
— Свободен, Михеич. Спасибо.
Старичок радостно кивнул и прошаркал в отдел писем.
Дверь кабинета ответственного секретаря отворилась, он — маленький, худощавый — торопливо подошёл к доске объявлений, откинув полы короткого пиджака, упёрся руками в поясницу, качнулся на мысках:
— Тааак.
Постоял немного, покусывая бескровные губы, потом порывисто повернулся и, ненадолго скрывшись в кабинете, возвратился — с чёрной ракетницей в руке. Заложив в неё розовый патрон с чёрным номером 1430 на лоснящемся боку, ответственный секретарь взвёл курок, сунул дуло в зев стоящей возле доски чугунной урны и выстрелил.
Сухой, раскатистый, словно щёлк бича звук зазвенел по коридору, ракета ударила в дно урны и забилась, закувыркалась в ней, рассыпаясь красными искрами и шипя.
Двери отделов стали отворяться, выпускать торопливых людей.
Секретарь спрятал ракетницу в карман и, подойдя к распахнутой приёмной главного редактора, семафором вытянул левую руку: подходящие улыбались, повинуясь её направлению, входили в приёмную и молча кивали согнувшейся в низком поклоне секретарше.
Когда шум постепенно стих и все сидящие за длинным столом молчаливо повернулись к главному редактору, он снял очки, устало потёр переносицу пухлыми белыми пальцами:
— Ну что, все?
— Все, Сергей Иванович.
— Все…
— Все, наверно…
— Все, все.
Он одобрительно кивнул, сцепил руки замком и тихо проговорил, уставившись в окно:
— Ну так начнём помаленьку, если все…
Сидящий справа от него зам. главного редактора распрямился, поднял большую седую голову, заскрипел стулом:
— Товарищи, сегодня обсуждаем пятый и шестой номер. По пятому дежурный критик… — он провёл глазами по лицам смотрящих на него сотрудников, — Бурцов Борис Викторыч, а по шестому, по шестому…
— Суровцева Ирина Львовна, — не поворачиваясь, подсказал Сергей Иванович и добавил: — Пора, пора отделу писем активизироваться.
Суровцева улыбнулась и погрозила ему пальцем.
Бородатый широкоплечий Бурцов подтянул к себе пятый номер, раскрыл и, близоруко сощурившись, заговорил:
— Ну, если говорить в целом, я номером доволен. Хороший, содержательный, проблем много. Оформлен хорошо, что немаловажно. Первый материал — «В кунгеда по обоморо» — мне понравился. В нем просто и убедительно погор могарам досчаса проборомо Гениамрос Норморок. И знаете, что меня больше всего порадовало? — Бурцов доверительно повернулся к устало смотрящему в окно главному редактору: — Рогодтик прос. Именно это. Потому что, товарищи, главное в нашей работе — логшано процук, маринапри и жорогапит бити. К этому родогорав у меня впромир оти енорав ген и кроме этого — зорва…
Он перелистнул страницу:
— Следующим идёт… мораг итаса Александра Палыча. Это прога щаромира прос тилывк нор. Очень прогвыва керанорп, очень полозар. В ней проща мич кенора вог, прошащлти прожыд на котором и жарыноу вклоы цу. Тема, я повторяю, чаранеке имрпаиш, но Александр Палыч буквально женощло митчы джав, о котором уже говорилось. После жадло — щаган Сергея Кудрявцева о щаросу ап реча на берегу Лены. Догоа умный, морогоар, щыапчмас долой протоис жолоапр. Очень хорошие ждоврпач Вити Омельченко. Ну а дальше — лпора Георгия Шварцмана «Ждавы нарию ор укаприст». Долмри довольно ючтриа, что не мешает лоргоан митрч вкаука. К буквальном смысле слова. И Шварцману жлмор енргвокрн бьостарив. Догпоегоарп нас не может лоаноенрк мираишчор лвонерна на всех условиях. Хотя, безусловно, длоарнр свиамыам кгоегощ лыорп и как необходимо ернраепк на будущие времена…
Бурцов снова перелистнул страницу:
— Что ж, Шварцман протсотаг ждлошг нас в это увлекательное рои ноарпвепк, куда и ноаглыоего рпен ел оитпрт апросо. В этом, товарищи, на мой взгляд и нопнренр вкауд оли. Казалось бы — гопроа, шораипимм вав! Но Гопроаер Логапро не может прыцу зыку бобвлье. И по-моему, это рнвру хыва, несомненно. Долоаренр рмиапи живут ещё могоы простов щарокнр ек, ек и ещё раз ек. Это же очевидно, товарищи, мы же не можем аоговнрк дочловтрт жыава, это же не нашей ждяловнак геого ыцу. Если есть шногоагон — надо злчорвп, и всё! Мы об этом оворкнрпс Александр Палыч…
— Ну, это слишком серьёзный пловркнрае, — усмехнулся зам. главного редактора.
— Долаоенр в тот самый кера? — повернулся к нему Бурцов.
— Имас виса вся северная Сибирь, — улыбнулась Суровцева.
— Жороса ыук, — развёл руками Бурцов. — Я же оплоно им рас, Александр Палыч…
— Старичок, но домлоанр говпр, дочапвепк нав! — засмеялся Александр Павлович.
Бурцов пожал плечами:
— Дорпонр павса, Александр Палыч. Я же не опроанрк шорапв…
Собравшиеся негромко засмеялись. Костылев проговорил, обращаясь ко всем:
— А по-моему, товарищи, доагоегр ора вар и всё!
Все снова засмеялись, Бурцов, улыбаясь, потёр щёку:
— Так что ж, по-вашему, — длоорнр на Шогоар и аросп ранрк?
Зам. главного редактора, улыбаясь и подмигивая всем, покачал головой:
