Ольга перевела взгляд вправо. Там лежал молодой мужчина. Она узнала его: Майкл Лэрд. Тот самый, кто встретил их в Гуанчжоу, кто говорил о Братстве, кто напоил усыпляющим саке. Тот, кто встретил у лифта, наверху небоскреба.
Теперь он, голый, валялся на мраморе, раскинув руки. Темно-синие глаза его были открыты. Ольга потрогала руку Лэрда: холодная, безжизненная. Выражение лица его было жалким.
Ольга распрямилась со стоном. Сделала шаг, другой, третий.
Рядом с Лэрдом лежала рослая блондинка. Пальцы ее сжимали руку Лэрда. Ольга подошла, потрогала ее шею: мертва. Другой рукой женщина держала руку старика. Голова того запрокинулась, острый кадык торчал сквозь дряблую кожу, беззубый рот приоткрылся, выцветшие голубые глаза напряженно уставились в небо. Старик тоже был мертв. И его соседка, девочка-подросток, тоже была мертва и тоже смотрела в голубое небо.
Оступаясь и пошатываясь, Ольга двинулась вдоль Круга.
Все братья и сестры лежали навзничь, раскинув руки или сжимая руки соседа.
Ольга подходила, трогала их тела. Пальцы находили только мертвую, остывшую плоть. Пройдя пару десятков шагов, Ольга остановилась. И поняла, что в этом громадном круге нет живых.
Окончательно вернулась память: усыпление выстрелом, паром, братья, исход, нагая толпа, восторг и завороженность, ожидание величайшего чуда, голубой круг, младенец на груди, Бьорн.
Бьорн!
Она огляделась. Кругом лежали мертвецы. Ольга открыла рот, пошевелила сухим, онемевшим языком. Язык еле ворочался.
– Бь…орн… – с величайшим трудом произнесла она и пошла назад, к своему месту в круге.
Оно было сразу заметно – просвет в ровном ряду мертвецов, единственное нарушение порядка. Бьорн лежал рядом с той самой рыжеволосой женщиной: большой, голый, с длинными и сильными ногами. Левая рука его откинулась вверх, правая прикрывала тельце мертвого ребенка, покоящегося у него на груди. Глаза Бьорна были закрыты. Зато синие глаза младенца уставились вверх, крошечный рот был вопросительно полуоткрыт.
– Ты…ыы… – Ольга опустилась на колени, подползла к Бьорну, взяла за руку.
Рука была прохладная.
– Ты…ыы… – хрипела, заикаясь, она. – Ты…ыы, ты…
Он лежал неподвижно, словно престол для мертвого младенца, вопросительно глядящего в небо.
– Эт…тто… – шептала Ольга. – Тыы…ыы…
Вялой, непослушной рукой она стала бить его по плечу.
Швед не шевелился.
– Ты…
Бьорн продолжал лежать без движения.
Всхлипывая и трясясь, она подняла его веко. Знакомый голубой глаз был под ним. И этот глаз вздрогнул. Веко выскользнуло из-под пальца, закрылось. Открылось. И Бьорн заморгал.
Застонав бессильно, Ольга обняла его. Но объятию мешало что-то холодное. Она с трудом выпихнула труп ребенка из-под руки Бьорна. Окоченевшее тельце беспомощно упало ничком на мрамор, стукнувшись безжизненной маленькой головкой.
Ольга хрипела и дрожала на груди у пробуждающегося Бьорна, трогая его ослабевшими руками. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Наконец он увидел ее. Стал раскрывать рот с пересохшими губами, силясь сказать что-то. Но из губ вырвалось слабое шипение.
– Х-х-а? – прошептал он и стал пробовать приподняться.
Но Ольга дрожала, обняв его и прижимая к мрамору.
– Чт. оо? – Он ворочался под ней.
С трудом отстранившись, она взяла его голову и стала поднимать.
Он сел.
– Это… – Трясущейся рукой она указала на лежащих рядом.
Он перевел свой взгляд на круг мертвых. Долго смотрел, силясь понять. Голова его вздрагивала и покачивалась. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую, ссутулившуюся фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Ольга обняла его. Они встали, подпирая друг друга. Бьорн шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга двинулась за ним. Бьорн шел, шатаясь, вглядываясь в лежащих. Миновал нескольких, остановился, подошел к какой-то женщине. Наклонился. Ее искаженное гримасой недоумения лицо уставилось в небо. Остекленевшим взглядом покойная укоряла небо за свою гибель и за гибель Великого Братства. Бьорн стоял, раскачиваясь, не в силах оторваться от взгляда этих навсегда обиженных и остекленевших светло-синих глаз. Ольга подошла к нему, обняла, прижалась. Вместе они долго смотрели на мертвых братьев Света.
– О…ни… – прохрипел Бьорн.
– Они… – прошептала Ольга.
Он отошел в сторону и опустился на мрамор. Ольга опустилась рядом. Они долго сидели молча, опустив головы.
Солнце встало, набрало силу, припекло.
Белоснежное мраморное плато острова засверкало под его лучами.
Бьорн пошевелился, поднял голову и встал на колени.
– Это… – заговорил Бьорн, дрожа и заикаясь. – Это.
– Что? – прошептала Ольга.
– Все.
– Что?
– Ну… все это… – Он шлепнул ладонью по мрамору, по плечу Ольги, по своей ноге, – …вот это все… сделано. Это сделано. Крепко. Очень. И они… разбились. Разбились об это. Все разбились.
Он вдруг замер, дрожа от волнения. Ольга тоже замерла, перестав дышать.
– А это. Это все… сделано… – он перевел дух, – для нас.
Ольга не дышала, опершись о мрамор.
– Для нас, – тверже произнес Бьорн.
И вдруг бессильно улыбнулся.
– Для нас! – повторил он.
– Для нас… – как эхо повторила Ольга.
Бьорн в упор смотрел ей в глаза.
– И все это сделано Богом, – произнес он.
– Богом? – осторожно спросила Ольга.
– Богом, – произнес он.
– Богом… – отозвалась Ольга.
– Богом! – уверенно сказал он.
– Богом, – дрожа, выдохнула Ольга.
– Богом! – громко сказал он.
– Богом! – кивнула Ольга.
– Богом! – громче произнес он.
– Богом! – закивала головой Ольга.
– Богом! – выкрикнул он.
– Богом… – прошептала она.
Они замерли, глядя в глаза друг другу.
– Я хочу говорить с Богом, – сказал Бьорн.
– Я тоже, – произнесла Ольга.
– Мне нужно… нужно сказать Богу. Много всего. Нужно говорить с Ним. – Бьорн напряженно думал. – Но как это сделать?
Ольга молчала.
– Как это сделать? – спросил Бьорн.
– Нам надо вернуться к людям. И спросить у них.
– Что?
– Как говорят с Богом. Тогда ты сможешь сказать ему все. И я тоже смогу.
