Он зашептал молитву:
Мы поклоняемся Предтечам
И следуем их наставлениям
Телом, речью и умом до самого конца.
Мы чтим священную книгу «Предание»
Говорящую нам об Истине.
У каждого смертного свой Путь к ней.
Воля богов непостижима смертным,
Мы должны принимать её покорно,
Ибо только богам известна Истина,
А смертный может лишь идти к ней,
Постигая шаг за шагом её величие.
— Что ты там шепчешь свои молитвы? — зло спросил Руал. — Думаешь, поможет?
— Да, они помогут мне преодолеть мой страх перед предстоящими муками, — сказал Эрл.
Эстерг завыл сквозь зубы, выгибаясь в отчаянии.
Пленные, что могли слышать их разговор, с надеждой смотрели на Эрла. Кто-то тоже зашептал молитвы, глядя в светлеющее небо.
Скоро утро.
Скоро час казни.
С рассветом послышались окрики стражи. Людей пинками подняли с земли. Тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, подхватили под связанные руки. Несколько человек остались лежать не шевелясь. Осмотрев их, стражники убедились, что те умерли от ран и потери крови. Остальных толпой погнали на соседнюю возвышенность, где уже суетились фигурки.
Подниматься с заведёнными за спину руками по сухой осыпи было непросто. Люди часто падали, скатываясь вниз. Их били и ругали, заставляя подниматься и идти вновь.
Те, кто уже преодолел подъём, видели перед собой раскинувшуюся пустошь, усыпанную телами, повсюду ходили энгорты, грабя погибших врагов, снимая с них доспехи, украшения, одежду, добивая тех, кто всё ещё не отправился навстречу богам.
В небе кружило вороньё, беспрерывно каркая. Сидевшие на трупах птицы отлетали, когда к ним кто-то приближался, и снова садились неподалёку, примеряясь, где бы лучше клюнуть.
Но внимание несчастных очень быстро переключалось на тех, кто готовил место казни. Одни копали неширокие ямки поглубже, другие стаскивали к ним небольшие камни, размером с пару кулаков взрослого мужчины. Тут же лежали уже заточенные колья. На них приговорённые смотрели с нескрываемым страхом. Иных начало оставлять самообладание, послышались горестные стенания.
На возвышенность с заунывным пением поднялись монахи всё в тех же чёрных накидках с капюшонами на головах. Вперёд вышел монах и проскрипел посаженным голосом:
— Пришло время, гнусные отродья, отправляться к вашим мерзким богам.
«Тот самый», — подумал Эрл.
Преподобный продолжал:
— Я даю вам последнюю возможность избежать страшных мук. Отрекитесь, примите каноны Учения Трёх Великих Первопредков.
Монах замолчал, оглядывая из-под капюшона молчаливых понурых людей.
Не дождавшись ответа, кивнул замершим наготове воинам.
К связанным энергичным шагом направились энгорты, схватили первых троих и потащили к кольям.
Один из пленных закричал:
— Предтечи мои боги! «Предание» священная книга! Всесильные боги, примите мою тень в вечный Силон! Не отрекаюсь! Не отрекаюсь!!!
По толпе невольников прошло волнение, послышались молитвы, многие упали на колени.
Эрл рухнул, где стоял, истово шепча молитву, глядя, как энгорты нагибают тех троих, как им с силой вгоняют колья, а потом вдвоём быстро поднимают с нанизанными корчащимися телами, устанавливая колья в ямки, утрамбовывая камнями. Округу пронзили дикие нечеловеческие вопли, вырывая из сердец приговорённых последнюю волю и мужество.
А их выхватывали и выхватывали из редеющей толпы, округу разрывал непрерывный вой, наполненный жуткими муками.
Эрл чувствовал, что теряет самообладание, его колотила крупная дрожь, он никак не мог совладать с собой, беспрерывно шепча молитвы.
Вдруг кто-то рядом закричал:
— Отрекаюсь!
За ним последовало ещё несколько голосов:
— Отрекаюсь!
— Отрекаюсь!
— Отрекаюсь!
Преподобнейший сделал знак, их всех оттащили в сторону. Увидев юношу, монах приблизился, молча постоял и проскрипел:
— Что, колмадориец, страшно тебе?
— Страшно, — признался Эрл.
— Отречёшься от своих богов? — спросил преподобнейший вкрадчиво.
Юноша поднялся с колен и сумел разглядеть под капюшоном жутко изуродованное проказой лицо монаха.
— Слушай же, гниющий кусок мяса, смердящий червь, — произнёс Эрл насколько смог твёрдо, — вот мой ответ: не отрекаюсь!
— А ты? — обратился преподобнейший к стоящему на коленях трясущемуся Руалу Эстергу.
— Мне не от чего отрекаться, — произнёс Эстерг, стуча зубами, глядя снизу вверх на монаха.
— Как это? — удивился тот.
— Я не верю ни в твоих богов, ни в своих, ни в других, какие там ещё есть. Поэтому мне не от чего отрекаться.
— Никогда не встречал подобного, — озадаченно произнёс почитатель канонов.
Другие монахи, стоящие поблизости, тоже удивлённо переговаривались.
— Ты можешь сейчас принять каноны Учения, — несколько растерянно предложил преподобнейший.
— Я бы и рад, — ответил Руал, — но ведь не верю я.
— Что ж, умри так, — согласился монах после некоторого молчания.
Он сделал знак. Подбежавшие энгорты схватили Эрла, Руала и ещё одного невольника, потащив их к кольям.
Эрл почувствовал, как у него темнеет в глазах. Стиснув зубы, он уже ничего не понимал от ужаса, как вдруг ощутил, что захваты ослабли, он скрючившись лежит на земле, его уже никуда не тащат. Пришло понимание, что темнело у него не в глазах, это небо вдруг померкло, как вечером, солнечный диск закрывает нечто чёрное, отчего тьма сгущается всё более.
В этих сумерках в муках кричали казнённые, но на них и на оставшихся невольников никто не обращал внимания. Вначале все в непонимании замерли, а потом рухнули на колени во главе с преподобнейшим, воззрясь в темнеющее небо, вознося истовые молитвы.
Вскоре стало совсем темно.
Послышались возгласы монахов:
— Гнев богов… Гнев богов…
— Отпустить оставшихся…
Преподобнейший поднялся с колен и громко произнёс:
— Боги говорят, что им достаточно жертв. Оставьте остальных.
Через недолгое время небо начало светлеть, солнце вновь залило светом пустошь, над которой неслись непрерывные вопли уже казнённых…
Монахи опять зашептались:
— Боги смилостивились…
— Этих уведите, — распорядился преподобнейший.
