— Алекс, Наташа скоро улетит обратно в Америку, — спокойно, но с нажимом, принялся объяснять Егор. — И я хочу, чтобы перед возвращением она получила как можно больше положительных впечатлений о стране, где ей придется жить следующие три года. Потому на выходных мы, всей семьей, поедем за город и прыгнем с парашютами.
— К-куда?! — вытаращилась на своего благодетеля Наташа, которая от избытка чувств не сразу вспомнила подходящее случаю наречие. Егор скользнул по ней удивленным взглядом и честно ответил:
— Ну… вниз. Можно, конечно, и в длину, но это тебя не так впечатлит.
Я представила себя на высоте тысячи метров, синюю как Аватар от холода и без метлы, содрогнулась и сделала бровки домиком:
— Егорушка, мы все тебя поддерживаем, это правда, но, может, оставим парашюты на лето?
— Иначе я улечу в Америку не через неделю, а уже ближе к этой пятнице! — угрожающе добавила Наташка. Братец приуныл. Меня бы он еще попытался уломать (и, кстати, не факт, что ему бы это не удалось), но что делать, если отказывается та, ради которой все замышляется?
Как ни странно, выход подсказал Богдан:
— Да, Егор, — кивнул он с видом умудренного жизнью аксакала, — парашют не для зимы. Для зимы — лыжи.
— Отличная, кстати, идея, — кивнул Шурик. — Ради этого я даже от своих планов отказаться могу.
«От своих только что выдуманныхпланов», — мысленно поправила я. — «А у меня, между прочим, тренировка. Да еще на Шторме».
— Думаю, мы с Евой тоже можем перенести занятие, — тут же вставила Полина.
Нормально?!
Я сузила глаза:
— Даже не думай, что желание отменяется! Когда бы ни была эта следующая тренировка — Шторм мой!
— Ой, да как хочешь, мазохистка! — отмахнулась готесса: сейчас ее интересовали более животрепещущие вопросы. — Главное: на лыжах кататься я еду с вами.
— Правда? — изогнул бровь Богдан. — И кто же тебя приглашает?
Поля мягко улыбнулась в ответ:
— Я — Евин тренер. Она без меня не поедет. Правда, Евочка?
Я сглотнула, перевела взгляд с просящего лица Полины, которой не особенно были нужны лыжи, но вот перспектива остаться с Богданом в тесной обстановке выглядела соблазнительно, на не менее просящее лицо Егора, которому я уже пообещала помощь с Наташкой, — и ясно почувствовала себя между молотом и наковальней. К счастью, братец оказался сообразительным:
— Полина, — осклабившись, заявил он, — рад приветствовать тебя в нашей команде. Выезжаем в пятницу вечером. И можете не переживать — я все устрою.
— Кто бы сомневался, — ехидно протянула Игнатова. — А теперь, может, мы уже продолжим играть, пока ты еще чего-нибудь не придумал?
Предложение поддержали рьяными кивками: фантазия старшего Соколова порой и правда была способна подпортить настроение. Егор демонстративно закатил глаза и, перетасовав, раздал карты по новой. На сей раз я решила играть аккуратнее и по правилам, потому что так дико повезти могло только новичку, да и то — один раз. Еще и Шурик косился подозрительно. Как будто я смогла бы увидеть его карты, когда он так далеко отполз!
— Эй, Ева! — позвал Богдан. Я встрепенулась. — Ты Алекса глазами прямо сканируешь: мне с ним рядом сидеть страшно.
— Ой, прости, пожалуйста, — поспешно опустила глаза. Ну, теперь понятно, почему он косился: когда на тебя таращатся таким плотоядным взглядом, тут не только отползти захочешь. Тут хочется ломануться прочь, да с таким ускорением, чтобы в каменной кладке осталась дыра в форме человечка.
— Да ладно, — усмехнулся Егор. — Мужчине должно льстить, когда девушка на него смотрит с такой… кхм…
Кажется, он хотел сказать «страстью», но вовремя опомнился:
— Евочка, лучше и правда отвернись.
— Смотрите, кто заговорил! — обернулась к нему Наташка. — Наш главный блюститель нравственности. А, скажи-ка, о досточтимый моралфаг, девятки у тебя есть?
У Егора появилось такое выражение на лице, что я реально испугалась как бы он не скончался от передоза счастья: пожалуй, это была первая фраза Наташки за последние сутки, которую она сказала Соколову без вызова и без попытки его пришибить.
— О, да, свет моих очей и услада моего носа, — проворковал он. — Есть.
— Одна? — уверенно спросила девушка. Похоже, она тоже подсматривала. Соколов кивнул. — Дай угадаю…, — Наташка скорчила задумчивую физиономию, — пиковая?
— А то! — как будто даже обрадовался Егор, протягивая карту. «Нимфа» хлопнула ресничками и с невинным видом сунула добычу в стопку. Я пригляделась: наверное, в детстве Игнатова частенько играла в покер, потому что карты не держала «веером» перед собой, а прятала на коленях, сложенные вместе.
— Отлично, — улыбнулась она, продолжая разглядывать потерявшего всякую бдительность Егора. — А короли у тебя есть?
Парень бросил короткий взгляд на свой расклад:
— Есть, моя глазастенькая, — ответил, все еще не замечая подвоха.
— Два? — ласково уточнила Наташа. — Червочка и трефочка?
— О, да! — выдохнул Егор так, что у меня, кажется, покраснели щеки. — Сердце и крест. Возьми их все!
У меня дернулся глаз. И, похоже, не только у меня:
— Бро, заканчивай! — прорычал Шурик. Егор поднял на него удивленный взгляд:
— А что не так?
Отвечать Алекс не стал, но посмотрел о-очень выразительно. Правда, я уже не увидела, как в ответ скривился Егор, потому что в этот момент на меня в упор посмотрела Наташа. А потом одними глазами указала на ковер: там, одиноко и у самых ее колен, лежало две собранные группы. Игнатова закончила игру.
«Главное не делать резких движений», — подумала я, и медленно положила свои карты на пол. Почему-то в тот момент мне больше всего хотелось, чтобы этого не заметил Егор. Полине, видимо, тоже, потому что, заметив мои манипуляции, она повторила их не менее аккуратно. А следом — и Богдан, и даже Алекс, до последнего отвлекавший Егора на себя (как он потом объяснил: действовал на благо дружбы и мира в семье, а вовсе не тупил, пока его не пнули).
Короче, минуты через полторы Егор с удивлением обнаружил, что с картами на руках сидит один-одинешенек. А Наташкин взгляд, только что такой добрый и ласковый, пытается проткнуть его насквозь.
— Значит, так! — грозно выдала она. — Мое желание такое: ты больше никогда! Слышишь? Никогда-никогда! Даже если небо будет падать на землю, а тебя вот-вот сожрет разъяренная росомаха — ты не будешь называть меня «вонючкой»! Понял?!
— О, не-ет! — патетично взвыл Егор. — Как ты можешь быть такой жестокой?!
— Ты меня понял?!! — сузила глаза девушка. Парень тяжко вздохнул:
— Ну, раз это и есть твое желание — куда мне деваться? Карточный долг — это долг чести. Больше ты не вонючка. С сегодняшнего дня нарекаю тебя скунсом.
