– Что ж ты молчишь, Поль Ди? Говори, понравится мне это или нет.
Поскольку он не мог сказать то, что хотел, он вдруг выпалил неожиданно для самого себя:
– Я хочу, чтоб у нас с тобой был ребенок, Сэти. Пошла бы ты на такое ради меня?
Она рассмеялась, и он – вслед за нею.
– И ты специально пришел сюда, чтобы попросить меня об этом? Ну и псих же ты, Поль Ди! Ты прав; мне это совсем не нравится. Ты вообще-то понимаешь, что я уже не так молода, чтобы все начинать сначала? – Она сунула свои пальцы ему в ладонь – в точности как те тени, что держались за руки на обочине дороги в день карнавала.
– Ты все-таки подумай, – сказал он. И вдруг понял, что это и есть решение, что так он сможет остаться с ней, доказать, что он настоящий мужчина и способен сам разрушить чары этой девчонки – добиться всего сразу. Он нежно прижал ее пальцы к своей щеке. Она, смеясь, отдернула руку, чтобы кто– нибудь из прохожих не обратил внимания, как неприлично они ведут себя – на людях, среди бела дня да еще на таком ветру.
И все-таки ему удалось отсрочить последний шаг, купить себе еще немного времени, и он надеялся, что цена не окажется для него непосильной. Как если заплатить за наступление еще одного дня монетой стоимостью в жизнь.
Они пошли домой, смеясь, размахивая руками, сгибаясь под порывами ветра. На большой улице было чуть потише, однако ветер успел принести с собой мороз, жгучий холод, и прохожие спешили мимо, сунув нос в воротник пальто. Никто не стоял без дела у дверей магазинов или витрин. Колеса повозок, Груженных продуктами или топливом, скрипели и стонали, как от боли. Лошади, привязанные у входов в пивные, дрожали и жмурились от холода. Две пары белых женщин, громко стучавших башмаками по деревянному тротуару, попались им навстречу, и Поль Ди поддержал Сэти под локоть, помогая ей сойти с тротуара в грязь и пропустить этих женщин.
Через полчаса, оказавшись совсем на окраине, Сэти и Поль Ди снова принялись хватать друг друга за руки и шалить, украдкой шлепая один другого по заду и радостно удивляясь и смущаясь от того, что они, оказывается, еще вовсе не такие старые.
Решено, подумал он. Это как раз то, что нужно, и никакая приблудная девица тут ничего не сможет поделать. И больше эта ленивая сучка не заставит его плясать под свою дудку, не заставит терзаться сомнениями, жаловаться на жизнь или признаваться в грехах. Убежденный в том, что сможет все изменить, он обнял Сэти за плечи и крепко прижал к себе. Она положила голову ему на грудь, и, поскольку этот миг показался им обоим очень важным, они замерли, стараясь продлить его, не дыша и даже не думая, что их может увидеть какой-нибудь прохожий. Зимний гаснущий день был неярок Сэти закрыла глаза, а Поль Ди смотрел на черные деревья вдоль дороги, поднявшие руки в попытке защититься. Неожиданно, тихонько подкравшись, пошел снег – подарок, явившийся с небес. Сэти открыла глаза навстречу снегу и сказала:
– О, господи, вот счастье-то!
И Полю Ди показалось, что это действительно счастье, подарок, посланный им, чтобы потом они могли вспомнить, что чувствовали в эту минуту.
Большие тяжелые хлопья монетами распластывались на мостовой. Поля Ди всегда удивляло, как тихо они падают. Не как дождь, а так, будто совершается таинство.
– Бежим! – предложил он.
– Сам беги, – заявила Сэти. – Я целый день на ногах.
– А я-то? Посиживал да полеживал, что ли? – И он решительно потащил ее за собой.
– Стой! Погоди! – кричала она. – У меня ноги совсем не идут.
– Тогда давай их сюда, – сказал он и, прежде чем она успела что-то возразить, уже посадил ее к себе на закорки и побежал по дороге мимо пустых бурых полей, быстро становившихся белыми.
Наконец он задохнулся, остановился, и она соскользнула с его спины, еле держась на ногах от смеха.
– Тебе и впрямь детишки нужны – ты с ними в снежки играть будешь, возиться. – Сэти поправила свой платок Поль Ди улыбнулся и подышал на руки, чтобы согреть их.
– Да, хотелось бы. Правда, тут нам без взаимного желания никак не обойтись.
– Еще бы! – откликнулась она. – И еще какого взаимного.
Было около четырех часов дня, они находились в полумиле от дома номер 124. И тут из этой белой пелены выплыла едва различимая, вся занесенная снегом фигура. И хотя Бел все эти четыре месяца выходила навстречу Сэти, оба они вздрогнули – настолько были поглощены друг другом и не ожидали увидеть ее так близко.
На Поля Ди она и не взглянула; она смотрела на Сэти. Без пальто, простоволосая, зато в руках несла большую шаль, в которую и попыталась закутать Сэти.
– Сумасшедшая девочка! – мягко побранила ее Сэти. – Разве можно – раздетая, в такой снег! – И она шагнула в сторону от Поля Ди, взяла у Бел шаль и постаралась как можно лучше укутать ей голову и плечи, приговаривая:
– Нужно же все-таки соображать! Холодно ведь, – и чуточку приобняла девушку левой рукой. Снег стал мокрым. Поль Ди ощущал леденящий холод там, где к нему только что прижималась Сэти. Он тащился за ними в двух шагах и тщетно старался подавить закипавший гнев. Увидев в освещенном окне силуэт Денвер, он не мог удержаться и спросил себя: «Ну а ты-то на чьей стороне?»
Сэти все решила сама. Ни о чем не подозревая, она разрубила этот узел одним ударом.
– Ну, теперь-то уж ты перестанешь спать в сарае, верно, Поль Ди? – Сэти улыбнулась ему, и, словно поперхнувшись холодным ветром, попавшим в трубу, печь дружески кашлянула в ответ на ее слова. Оконные рамы содрогнулись под порывом зимнего ветра.
Поль Ди поднял глаза над тарелкой с мясным рагу.
– Будешь спать наверху. Где полагается, – продолжала Сэти. – И никуда больше не уходи, слышишь?
Злоба, потянувшаяся было к нему с той стороны стола, где сидела Бел, развеялась, побежденная теплой улыбкой Сэти.
Лишь однажды прежде Поль Ди был так благодарен женщине. Когда выполз из лесу с мутными от голода и одиночества глазами и постучался в первый же дом в цветном квартале Уилмингтона. Той женщине, что ему открыла, он сказал, что будет очень ей благодарен и может, например, нарубить сколько угодно дров, если она даст ему поесть. Она неторопливо оглядела его с головы до ног.
– Нарубишь чуть позже, – сказала она и распахнула дверь. Она накормила его свиной колбасой – хуже для изголодавшегося человека и придумать нельзя,
– но ни он, ни его брюхо нисколько не возражали. А потом он увидел в спальне светлые ситцевые простыни и две подушки, и ему пришлось торопливо вытереть набежавшие слезы, чтобы она не заметила, как мужчина впервые в своей жизни плачет благодарными слезами. На чем только он не спал – на земле, на траве, в жидкой глине, в мусорной куче, на листьях, на сене, на усыпанном пустыми ракушками морском берегу… Но светлые ситцевые простыни – такое ему даже в голову не приходило. Он упал на них со стоном, и та женщина помогала ему притворяться, что он занимается любовью с ней, а вовсе не с ее постельным бельем. Он поклялся в ту ночь, набив брюхо свининой и утонув в роскошной постели, что никогда ее не оставит, что ей придется сперва убить его, если она вдруг захочет выгнать его из своей постели. И через восемнадцать месяцев, когда его купили банк Норт-Пойнта и Железнодорожная компания, он все-таки по-прежнему был благодарен ей за знакомство с настоящими простынями.
