– Смотрите. – Бел показала на шею Сэти.
– Что? Что ты там видишь такое? – удивилась та.
– Синяки какие-то, – ответила Денвер.
– У меня на шее?
– Вот, – подтвердила Бел. – Вот и вот. – Она коснулась грязноватого на вид пятна у Сэти на горле, более темного, чем кожа. Пальцы у нее были очень холодными.
– Это же не поможет… – начала было Денвер, но Бел уже наклонилась и обеими руками стала разглаживать мягкую, как замша, и блестевшую, словно тафта, кожу Сэти.
Сэти застонала. Пальцы девушки были такими прохладными и чуткими. Стянутая в тугой клубок, потайная, несчастная жизнь Сэти словно чуточку подалась, смягчилась, и ей показалось, что луч счастья, мелькнувший тогда в сцепленных руках теней на обочине дороги, когда они возвращались с карнавала, вспыхнет снова и не погаснет – если только ей удастся справиться с тем, что она узнала от Поля Ди, и тем, что он еще хранил при себе. Просто справиться. Не сломаться. Не падать и не рыдать всякий раз, как ненавистная картина возникнет, выплывет из небытия и предстанет перед нею в мельчайших подробностях. Нельзя поддаваться этому безумию, как приятельница Бэби Сагз – та молодая женщина в чепчике, что все солила еду слезами. Или тетушка Филлис, которая даже спала с открытыми глазами. Или как Джексон Тилл, которая спала вообще под кроватью. Сэти хотела одного: продолжать жить. Как до сих пор. Когда они с дочерью одни жили в доме, где бесчинствовал дух умершего ребенка, ей, черт побери, все удавалось. Так почему же теперь, когда в доме вместо привидения живет Поль Ди, она чувствует, что вот-вот сломается? Чего она боится? Почему ей понадобилась Бэби? Самое плохое ведь уже позади, верно? Пока в доме жил дух ее мертвой дочери, она все могла вынести, могла сделать все что угодно, принять любое решение. А теперь один лишь намек на то, что случилось с Халле, и она совсем растерялась, точно отставший от матери крольчонок. Пальцы Возлюбленной были блаженно легкими. Чувствуя их на шее и на затылке и вновь обретая способность ровно дышать, Сэти ощущала, как уходит страх и душу наполняет покой.
Смешные мы, подумала она и закрыла глаза, пытаясь представить их троих посреди Поляны, у того самого камня, который, так любила Бэби Сагз, святая: одна из них сидит, запрокинув голову и подставив горло добрым рукам второй, что стоит возле нее на коленях и массирует ей шею; третья наблюдает за ними.
Денвер следила за лицами матери и Бел. Бел не видела ничего, кроме собственных пальцев, круговыми движениями растиравших шею Сэти. Потом вдруг она наклонилась и с нежностью поцеловала Сэти куда-то под подбородок Б этой позе обе застыли на некоторое время, не зная, как это прекратить; не зная, что делать с этой неожиданной вспышкой любви и нежности. Потом Сэти, словно очнувшись, захлопала глазами, схватила Бел за волосы и высвободилась. Позже она убедила себя, что дурман нашел на нее потому, что дыхание девушки пахло грудным молоком, как у ребенка; а Бел она сказала сурово и хмуро:
– Ты уже не маленькая, чтобы так вести себя. Потом взглянула на Денвер и, заметив у нее в глазах полнейшую растерянность, сменившуюся чем-то более угрожающим, быстро встала, разрушив все чары.
– Ну хватит! Пошли домой! – Она махнула девушкам рукой, призывая их подняться.
Покидали Поляну они точно в таком же порядке, как и пришли: Сэти впереди, девушки, чуть отставая, позади. Как и тогда, все трое молчали, но молчание это было иным. Сэти была встревожена, но не из-за поцелуя Возлюбленной, а потому, что как раз перед этим поцелуем она чувствовала себя удивительно легко, успокоенная ее ласковыми пальцами. Она думала и о тех ласковых пальцах, что унимали боль, а потом вдруг начали душить, и что-то такое промелькнуло, ускользая, в ее памяти… Уверена она была только в одном: Бэби Сагз не душила ее, как ей сперва показалось. Денвер была права, и, шагая в пятнистой тени деревьев с прояснившейся головой, вдали от чар Поляны, Сэти припомнила прикосновения тех старых пальцев, которые знала лучше, чем свои собственные. Это они тогда обмыли ее, каждую часть тела по отдельности, перевязали ей живот, расчесали волосы и смазали маслом заскорузлые, растрескавшиеся соски; это они шили ей одежду, мыли больные, израненные ноги, смазывали лечебным снадобьем спину и аут же бросали любую работу, чтобы помассировать Сэти затылок, – особенно в первые дни, когда она никак не могла выкарабкаться из-под бремени памяти и беспамятства: учитель, пишущий что-то в своей книжке сделанными ею чернилами, пока его племянники забавляются с нею; лицо той женщины в фетровой шляпе, когда, работая в поле, она разогнулась и потянулась… Даже лежа с закрытыми глазами, она бы все равно изо всех рук на свете тут же отличила руки Бэби Сагз и добрые руки той белой девушки, что мечтала купить себе бархат. И все– таки целых восемнадцать лет она прожила в доме, где ее постоянно касался кто-то из другого мира. Так вот, те пальцы, что так сильно сжали ей шею, принадлежали этому существу. Может быть, оно теперь живет на Поляне? После того как Поль Ди выгнал его из дома номер 124, может быть, оно поселилось здесь? Похоже, что так и есть, подумала Сэти.
Теперь она понимала, зачем взяла с собой Денвер и Бел, – сперва это казалось ей просто прихотью, неясным желанием иметь хоть какую-то защиту. И девочки действительно спасли ее! Бел и до сих пор была так возбуждена, что вела себя точно двухлетняя.
Потихоньку, подобно слабому запаху дыма, когда огонь уже потушен и окно распахнуто настежь, развеивалось подозрение, что прикосновение пальцев Возлюбленной точно такое же, как и у маленького привидения. Сейчас осталось лишь что-то вроде легкого беспокойства – эта тревога была недостаточно сильной, она не отвлекала от главного, от того, что занимало сейчас все ее мысли: она хотела, чтобы Поль Ди оказался рядом. И не важно, что он там ей сказал и что еще знает, – она хотела, чтобы он присутствовал в ее жизни. И на Поляну она пришла не только почтить память Халле, – она пришла сюда, чтобы задать вопрос, и она получила ответ. Доверие и общая память, да, именно так она себе это и представляла, когда он баюкал ее возле кухонной плиты. Тяжесть его крепкого тела и бережные руки, обнимавшие ее; живой и колючий волосок из его бороды; склонившееся над ней лицо. Его полные ожидания глаза и душа, что знает ее душу. Прошлое сделалось легче, потому что это было и его прошлое тоже – можно было рассказывать без конца, что-то выясняя и уточняя. Ну а то, что им было друг о друге неизвестно, то, что никогда еще не рассказывалось и не имело даже словесной оболочки, – что ж, со временем они скажут друг другу и об этом; о том, куда отправили Поля Ди с железом во рту; и о чистой смерти ее – господи, неужели она уже ползала?
– малышки…
Сэти захотелось поскорее вернуться домой и дать этим ленивым девчонкам какую-нибудь работу – пусть займут свои любопытные бездумные головы. Она почти бежала по зеленому коридору; теперь здесь стало прохладнее – солнце клонилось к западу. Когда Сэти оглянулась, ей вдруг показалось, что две девушки позади нее похожи, как сестры. Обе одинаково послушные, любящие… Сэти прекрасно понимала Денвер. Долгое одиночество сделало ее скрытной – самодостаточной. Страх притупил в ней определенные чувства, зато другие, напротив, обострил до крайности. Девочка выросла застенчивая, но очень упрямая и трезвомыслящая. Ради своей дочери Сэти жизни бы не пожалела. Другую же, Возлюбленную, она знала хуже, почти совсем не знала, ведать не ведала о ее прошлом – знала только, что ради нее, Сэти, она все на свете сделает и что они с Денвер очень близки. Теперь, думала она, понятно почему. Чувства обеих были настроены в лад. То, что могла дать одна, другая всегда рада была принять. Обе не хотели мешать ей и отступили к деревьям, окружавшим Поляну, но потом, когда Сэти стала задыхаться, сразу бросились к ней – а все потому, что чувствовали похоже, так она объясняла это себе, потому что не замечала меж ними ни соперничества, ни желания главенствовать. Она задумалась об ужине, который хотела приготовить для Поля Ди, – что– нибудь, с чем стоит повозиться, что-нибудь особенное, чтобы отметить начало своей новой жизни с этим нежным и добрым человеком. Ладно, обжарим в масле целиком некрупные картофелины, подрумянив их со всех сторон и густо поперчив; потом приготовим зеленую фасоль в стручках; желтый кабачок сбрызнем уксусом и подсахаренной водой… Можно поджарить молодую кукурузу с зеленым луком и маслом. И может быть, поставить дрожжевое тесто.
