Посреди двора застыл с метлой в руках дворник,
разинув щербатый рот. Тот, что изображал пьяного, так и сидел на скамейке,
пялился на бегущего коллежского асессора. К стенке испуганно жалась давешняя
бабенка в ковровом платке и балахоне. Эраст Петрович вдруг понял — это не
агенты! Просто дворник, просто забулдыга, просто побирушка.
Сзади звук бегущих шагов.
Фандорин сделал зигзаг в сторону — и вовремя:
плечо обожгло горячим. Ерунда, по касательной.
За воротами виднелась золотая от солнца улица.
Вроде бы близко, а не успеть.
Эраст Петрович остановился, развернулся. Какой
смысл пулю в спину получать?
Остановился и белоглазый. Было три выстрела,
значит, в «баярде» еще три пули. Более чем достаточно, чтобы прекратить земной
путь господина Фандорина, двадцати шести лет от роду, родственников не
имеющего.
Расстояние — пятнадцать шагов. Слишком много,
чтобы пытаться что-то предпринять. Где Караченцев? Где его люди? Думать об этом
было некогда.
Под манжетом была стрела, вряд ли действенная
на таком отдалении. Тем не менее Эраст Петрович поднял руку, готовясь резко
согнуть ее в локте.
Белоглазый тоже неспешно нацелил ему в грудь.
У коллежского асессора возникла мимолетная
ассоциация: сцена дуэли из оперы «Евгений Онегин». Сейчас белоглазый запоет:
«Паду ли я, стрелой пронзенный».
Две пули в грудь. Потом подойти и третью в
голову.
На выстрелы никто не прибежит. В этих местах
городового днем с огнем не сыщешь. Можно не торопиться.
Тут, угловым зрением, Ахимас уловил какое-то
быстрое движение. Стремительная приземистая тень метнулась от стены.
Резко развернувшись, он увидел перекошенное в
свирепой гримасе узкоглазое лицо под нелепым ковровым платком, увидел разинутый
в клекочущем крике рот. Японец!
Палец нажал гашетку.
Бабенка, что робко жалась к стене, вдруг
издала боевой клич иокогамских якудза и кинулась на белоглазого по всем
правилам дзюдзюцу.
Тот проворно обернулся и выстрелил, но бабенка
нырнула под пулю и исключительно грамотным ударом мавасигири из четвертой
позиции сбила стрелявшего с ног. Нелепый ковровый платок съехал на плечи,
показалась черноволосая голова, обмотанная белым полотенцем.
Маса! Но откуда? Выследил, проходимец! То-то
так легко согласился отпустить хозяина одного!
И не платок это вовсе, половичок из «Дюссо». А
балахон — чехол от кресла!
Но проявлять запоздалую наблюдательность было
некогда. Эраст Петрович ринулся вперед, выставив руку со стрелой, но стрелять
поостерегся — не угодить бы в Масу.
Японец ударил белоглазого ребром ладони по
запястью — «баярд» отлетел в сторону, ударился о камень и грохнул прямо в синее
небо.
В следующую секунду железный кулак со всей
силы ударил японца в висок, и Маса обмяк, ткнулся носом в землю.
Белоглазый мельком глянул на надвигающегося
Фандорина, на валяющийся поодаль револьвер, гуттаперчево вскочил на ноги и
кинулся обратно, к внутреннему двору.
До «баярда» было не достать. Противник ловок,
владеет навыками рукопашного боя. Пока будешь с ним возиться, очнется японец, а
с двумя такими мастерами в одиночку не справиться.
Назад, в комнату. Там на полу, возле кровати,
заряженный «кольт».
Чуть замедлив бег, Фандорин подхватил с земли
револьвер. На это ушло каких-нибудь полсекунды, но белоглазый успел свернуть за
угол. Снова, как давеча, возникла неуместная мысль: будто дети в салочки — то
дружно бежим в одну сторону, то так же дружно обратно.
Было пять выстрелов, в барабане всего один
патрон. Промахнуться нельзя.
Эраст Петрович обогнул угол и увидел, что
белоглазый уже схватился рукой за дверь седьмого номера. Не целясь, коллежский
асессор пустил стрелу.
Бесполезно — объект скрылся в проеме.
За дверью Ахимас вдруг споткнулся, подломилась
нога и больше не желала слушаться.
Он недоуменно глянул — сбоку из щиколотки
торчал металлический штырь. Что за наваждение!
Превозмогая острую боль, кое-как преодолел
ступеньки, на четвереньках пополз по полу — туда, где чернел «кольт». В то
мгновение, когда пальцы сомкнулись на рифленой рукоятке, сзади ударил гром.
Есть!
Темная фигура вытянулась во весь рост. Из
разжавшихся пальцев выскользнул черный револьвер.
Эраст Петрович в два прыжка пересек комнату и
подхватил с пола оружие. Взвел курок, на всякий случай попятился.
Белоглазый лежал ничком. Посреди спины
набухало мокрое пятно.
Сзади раздался топот, но коллежский асессор не
обернулся — узнал короткие шажки Масы.
Сказал по-японски:
— Переверни его. Только осторожней, он
очень опасен.
За сорок лет жизни Ахимас не разу не был ранен,
очень этим гордился, но втайне страшился, что рано или поздно везение кончится.
Смерти не боялся, а ранения — боли, беспомощности — да, страшился. Вдруг мука
окажется невыносимой? Вдруг он утратит контроль над телом и духом, как это
много раз на его глазах происходило с другими?
Больно не было. Совсем. А вот тело слушаться
перестало.
Перебит позвоночник, подумал он. Граф
Санта-Кроче на свой остров не попадет. Мысль была будничная, без сожаления.
Потом что-то произошло. Только что перед
глазами были пыльные доски пола. Теперь вдруг оказался серый, затянутый по
углам паутиной потолок.
Ахимас переместил взгляд. Над ним стоял
Фандорин с револьвером в руке.
Какой нелепый у человека вид, если смотреть
снизу. Именно такими нас видят собаки, червяки, букашки.
— Вы меня слышите? — спросил сыщик.
— Да, — ответил Ахимас и сам
удивился, какой ровный и звучный у него голос.
Кровь лилась не переставая — это он
чувствовал. Если ее не остановить, скоро всё кончится. Это хорошо. Надо сделать
так, чтобы кровь не останавливали. Для этого нужно было говорить.
Лежащий смотрел пристально, будто пытался
разглядеть в лице Эраста Петровича что-то очень важное. Потом заговорил.
Скупыми, ясными предложениями.
— Предлагаю сделку. Я спасаю вам жизнь.
Вы выполняете мою просьбу.
