К вечеру идиллический закат внезапно
ретировался, вытесненный холодным ветром и быстро сгущающимся мраком. Небо
посуровело, брызнуло мелким дождиком, грозившим к ночи перерасти в нешуточный
ливень. В связи с погодными обстоятельствами Фандорин оделся так, чтобы
противостоять стихии: кепи с клеенчатым козырьком, непромокаемая шведская
куртка из перчаточной лайки, резиновые галоши. Вид у него был до невозможности
иностранный, чем, очевидно, и объяснялось неожиданное обращение кельнера. Семь бед
один ответ, решил коллежский асессор, он же беглый арестант, и, перегнувшись
через стойку, прошептал:
— Вовсе я ему не знакомый, милейший. Я
жандармского корпуса к-капитан Певцов, а дело тут важнейшее и секретнейшее.
— Понял, — тоже шепотом ответил кельнер. —
Сию минуту доложу.
Он зашелестел учетной книгой.
— Вот-с. Купец первой гильдии Николай
Николаевич Клонов. Въехали утром 22-го, прибыли из Рязани. Съехать изволили в
ночь с четверга на пятницу.
— Что?! — вскричал Фандорин. —
Это с двадцать четвертого на двадцать пятое?! И прямо ночью?
— Точно так-с. Я сам не присутствовал, но
тут запись — извольте взглянуть. Полный расчет произведен в полпятого утра, в
ночную смену-с.
Сердце Эраста Петровича сжалось от
нестерпимого азарта, знакомого только заядлым охотникам. С деланной
небрежностью он спросил:
— А каков он на вид, этот Клонов?
— Обстоятельный такой господин, солидный.
Одно слово — купец первой гильдии.
— Что, борода, большой живот? Опишите
внешность. Есть ли особые приметы?
— Нет, бороды нет-с, и фигура не толстая.
Не из Тит Титычей, а из современных коммерсантов. Одевается по-европейски. А
внешность… — Кельнер подумал. — Обыкновенная внешность. Волосами
блондин. Особые приметы… Разве что глаза-с. Очень уж светлые, какие у чухонцев
бывают.
Фандорин хищно хлопнул ладонью по стойке. В
яблочко! Вот он, главный персонаж. Въехал во вторник, за два дня до прибытия
Соболева, а убрался в тот самый час, когда офицеры вносили мертвого генерала в
обкраденный 47-ой номер. Горячо, очень горячо!
— Так вы говорите, солидный человек?
Поди, люди к нему приходили, деловые п-партнеры?
— Никаких-с. Только пару раз нарочные с
депешами. По всему видно было, что человек приехал в Москву не по делам, а
больше развеяться.
— Это по чему же «по всему»?
Кельнер заговорщицки улыбнулся и сообщил на
ухо:
— Как прибыли, первым делом стали насчет
женского пола интересоваться. Мол, какие на Москве есть дамочки пошикарней.
Чтоб непременно блондинка, да постройнее, с талией-с. С большим вкусом
господин.
Эраст Петрович нахмурился. Получалось что-то
странное. Не должен бы «капитан Певцов» блондинками интересоваться.
— Он об этом говорил с вами?
— Никак нет-с, это мне Тимофей Спиридоныч
рассказывали. Они у нас кельнером служили, на этом самом месте. — Он
вздохнул с деланной грустью. — В субботу преставился Тимофей Спиридоныч,
царствие ему небесное. Завтра панихида-с.
— Как так «преставился»? — подался
вперед Фандорин. — От чего?
— Обыкновенно-с. Шел вечером домой,
поскользнулся, да затылком о камень. Тут недалеко, в проходном дворе. Был
человек и нету. Все под Богом ходим. — Кельнер перекрестился. —
Помощником я у них состоял. А теперь повышение вышло. Эх, жалко Тимофея
Спиридоныча…
— Значит, Клонов с ним про дамочек
говорил? — спросил коллежский асессор, остро чувствуя: вот сейчас, сейчас
спадет пелена с глаз и картина произошедшего откроется во всей своей ясной и
логичной цельности. — А подробней Тимофей Спиридоныч не рассказывал?
— Как же-с, любил покойник языком
почесать. Говорит, обозначил девятнадцатому (так мы про меж собой постояльцев
называем, по нумеру-с) всех московских блондинок высокого классу. Больше всего
девятнадцатый мамзель Вандой из «Альпийской розы» заинтересовался.
Эраст Петрович на миг закрыл глаза.
Вилась-вилась веревочка, да вот и кончик показался.
* * *
— Вы?
Ванда стояла в дверях, кутаясь в кружевную
мантилью и испуганно смотрела на коллежского асессора, чья мокрая кожаная
куртка, отражая свет лампы, казалась обрамленной сияющим нимбом. За спиной
позднего посетителя шелестела и двигалась стеклянная стена дождя, еще дальше
чернела тьма. С куртки на пол стекали ручейки.
— Входите, господин Фандорин, вы весь
промокли.
— Самое удивительное, — сказал Эраст
Петрович вместо приветствия, — что вы, мадемуазель, до сих пор еще живы.
— Благодаря вам, — передернула
тонкими плечами певица. — У меня до сих пор перед глазами нож, который все
приближается, приближается к моему горлу… Я по ночам спать не могу. И петь не
могу.
— Я имел в виду вовсе не герра Кнабе, а
Клонова. — Фандорин в упор смотрел в огромные зеленые глаза. —
Расскажите мне про этого интересного господина.
Ванда не то удивилась, не то изобразила
удивление.
— Клонов? Николай Клонов? При чем здесь
он?
— А вот в этом мы сейчас разберемся.
Вошли в гостиную, сели. Горела только
настольная лампа, накрытая зеленой шалью, отчего вся комната была похожа на
подводный мир. Царство морской волшебницы, подумалось было Эрасту Петровичу, но
неуместные мысли были решительно отогнаны прочь.
— Расскажите мне про к-купца первой
гильдии Клонова.
Ванда взяла у него мокрую куртку, положила на
пол, нимало не заботясь о сохранности пушистого персидского ковра.
— Очень привлекательный, —
мечтательным тоном произнесла она, и Эраст Петрович ощутил нечто вроде укола
ревности, на которую, однако же, не имел никаких прав. — Спокойный,
уверенный. Хороший человек, мужчина из лучших, такого редко встретишь. Мне, во
всяком случае, такие почти не попадаются. На вас чем-то похож. — Она
слегка улыбнулась, и Фандорину стало не по себе — околдовывает. — Но я не
понимаю, почему вы им интересуетесь?
— Этот человек не тот, за кого себя
выдает. Он никакой не к-купец.
Ванда полуотвернулась, взгляд стал
отсутствующим.
— Это меня не удивляет. Но я привыкла к
тому, что у всех свои тайны. В чужие дела стараюсь не вмешиваться.
