— Эраст Петрович, да что
случилось? — переполошился генерал.
— Я ничего не понимаю, — развел
руками коллежский асессор. — Маса говорит, что в коридоре к нему подошел
офицер, назвал его по имени, вручил пакет с печатью, взял портфель и якобы
понес мне. Офицер, действительно, был, да только вместе с портфелем выпрыгнул
через это вот окно. Какой-то кошмарный сон!
— Пакет? Где пакет? — спросил
Караченцев.
Чиновник встрепенулся и снова залопотал
по-азиатски. Халатник, проявлявший признаки чрезвычайного беспокойства, достал
из-за пазухи казенный пакет и с поклоном протянул генералу. Евгений Осипович
взглянул на печати и адрес.
— Хм. «В Московское губернское
жандармское управление. Из отделения по охране порядка и общественной
безопасности санкт-петербургского градоначальства». — Вскрыл конверт, стал
читать. — «Секретно. Господину московскому обер-полицеймейстеру. На
основании 16-ой статьи Высочайше утвержденного положения о мерах по охранению
государственного порядка и общественного спокойствия и по соглашению с
санкт-петербургским генерал-губернатором, воспрещается повивальной бабке Марии
Ивановой Ивановой ввиду ее политической неблагонадежности жительство в
Санкт-Петербурге и Москве, о чем имею честь уведомить Ваше Превосходительство
для надлежащего сведения. За начальника отделения ротмистр Шипов». Что за чушь!
Генерал повертел листок и так, и этак.
— Обычная циркулярная писулька. При чем
здесь портфель?
— Чего ж тут не п-понять, — вяло
проговорил переодетый коллежский асессор, от расстройства даже начав
заикаться. — Кто-то ловко воспользовался тем, что Маса не понимает
по-русски и с б-безграничным почтением относится к военной форме, в особенности
если видит саблю на боку.
— Спросите его, как выглядел
офицер, — приказал генерал.
Чиновник немного послушал сбивчивую речь
азиата, да только махнул рукой:
— Говорит, желтые волосы, водянистые
глаза… Мы д-для него все на одно лицо.
Он обратился к адъютанту:
— А вы разглядели этого ч-человека?
— Виноват, — развел руками тот, слегка
покраснев. — Не присмотрелся. Блондин. Рост выше среднего. Обычный
жандармский мундир. Капитанские погоны.
— Вас что, не учили наблюдательности и
словесному п-портрету? — зло поинтересовался чиновник. — Тут от стола
до двери всего десять шагов!
Адъютант молчал, покраснев еще гуще.
— Катастрофа, ваше
п-превосходительство, — констатировал ряженый. — Миллион пропал. Но
как, каким образом? Просто мистика! Что же теперь делать?
— Ерунда, — махнул
Караченцев. — В миллионе ли дело? Найдется он, никуда не денется. Тут дела
поважнее. Петру Парменычу драгоценному визитец надо нанести. Ох, фигура! —
Евгений Осипович недобро улыбнулся. — Он нам все вопросы и прояснит. Надо
же, как интересно все сложилось-то. Ну-с, теперь и нашему Юрию Долгорукому конец.
Пригрел на груди гадюку, да как сердечно!
Коллежский асессор встрепенулся.
— Да-да, едемте к Хуртинскому. Не
опоздать бы.
— Сначала придется к князю, —
вздохнул обер-полицеймейстер. — Без его санкции невозможно. Ничего, я с
удовольствием посмотрю, как старый лис будет крутиться. Дудки, ваше
сиятельство, не открутитесь. Сверчинский! — Генерал взглянул на
адъютанта. — Мою карету, да поживей. И пролетку с арестной командой —
пусть к генерал-губернаторскому дому за мной следует. В статском. Пожалуй,
хватит троих. Я думаю, в данном случае обойдется без пальбы. — И он снова
плотоядно улыбнулся.
Адъютант бегом бросился исполнять приказ, и
пять минут спустя запряженная четверкой карета уже неслась во весь опор по
булыжной мостовой. Следом мягко покачивалась на рессорном ходу коляска с тремя
агентами в штатском.
Проводив кортеж взглядом из окна, адъютант
снял телефонный рожок и крутанул ручку. Назвал номер. Оглянувшись на дверь,
вполголоса спросил:
— Господин Ведищев, это вы? Сверчинский.
* * *
Пришлось дожидаться аудиенции в приемной.
Секретарь губернатора, почтительнейше извинившись перед обер-полицеймейстером,
тем не менее весьма твердо заявил, что его сиятельство очень заняты, пускать
кого-либо запретили и даже докладывать не велено. Караченцев взглянул на Эраста
Петровича с особенной усмешкой: мол, пусть старик покуражится напоследок.
Наконец — прошло никак не менее четверти часа — из-за монументальной,
раззолоченной двери донесся звук колокольчика.
— Вот теперь, ваше превосходительство, доложу, —
поднялся из-за своего стола секретарь.
Когда вошли в кабинет, выяснилось, каким таким
значительным делом занимался князь — кушал завтрак. Собственно, с завтраком уже
было покончено, и нетерпеливые визитеры застали самый последний этап трапезы:
Владимир Андреевич приступил к кофею. Он сидел, аккуратно подвязанный мягкой
льняной салфеткой, макал в чашку сдобную булочку от Филиппова и вид имел
чрезвычайно благодушный.
— Доброе утро, господа, — ласково
улыбнулся князь, проглотив кусочек. — Уж не обессудьте, если ждать
пришлось. Мой Фрол строг, не велит отвлекаться, когда кушаю. Не подать ли и вам
кофею? Булочки отменные, просто во рту тают.
Тут губернатор пригляделся к спутнику генерала
повнимательней, удивленно заморгал. Дело в том, что Эраст Петрович по дороге на
Тверскую отцепил седую бороду и парик, однако лохмотья снять возможности не
имел, поэтому вид у него, и в самом деле, был непривычный.
Владимир Андреевич неодобрительно покачал
головой и откашлялся.
— Эраст Петрович, я, конечно, говорил
вам, что ко мне можно запросто, без мундира, но это уж, голубчик, того,
чересчур. Вы что, в карты проигрались? — В голосе князя зазвучала
непривычная строгость. — Я, конечно, человек без предрассудков, но
все-таки попросил бы впредь в таком виде ко мне не являться. Нехорошо.
Он укоризненно покачал головой и снова
зашамкал булочкой. Однако выражение лиц обер-полицеймейстера и коллежского
асессора было настолько странным, что Долгорукой перестал жевать и недоуменно
спросил:
— Да что стряслось, господа? Уж не пожар
ли?
