– Лена. Я зарабатываю столько, сколько в моих силах. Ты выходила за меня замуж в здравом уме и приняла на себя определённые обязательства, как их принял и я. Я люблю тебя и Дашу, я умру за вас, если надо, но если ты будешь унижать моих родственников и пилить меня из-за денег и квартиры, нам придётся расстаться.
Когда Миша впадает в наставительный тон, Лена цепенеет.
– Ну, Миша, не ворчи, я так просто… Ты красный свитер решил, да? – бормочет Лена. – У него там дырочка на локте…
Едут в машине, Миша за рулём, Лена рядом, Костя и Даша сзади, с цветами.
– Миш, я забыл, ты давно машину брал?
– Два года. Ещё тетка Полина жива была, приезжала, я её как раз на машине вёз.
– Да, мама тебя хвалила – говорит, молодец ты, аккуратный такой, спокойный.
– Миша спокойный? – делает Лена большие глаза. – Миша псих и не лечится.
– Папа псих? – удивляется Даша.
Миша начинает разворачиваться в противоположном направлении.
– Миша, ты куда? – вопит Лена.
– Домой, – отвечает Миша спокойно. – Съездили в гости, развлеклись.
Машина стоит у обочины, и видно, как обитатели её кричат, жестикулируют. Наконец, видимо, решение принято, едут в нужном направлении.
Молчат.
Даша вздыхает и говорит тихо и утвердительно:
– Да, папа псих.
Подъехали к большому новому дому. Дом многоквартирный, с лоджиями и террасами, подземным гаражом, башенками. Только что испечён, с иголочки.
– Во домище! – поразился Костян.
Миша набирает номер. – Ирина Леонидовна, добрый вечер. Это Миша Трофимов. Вот, подъехали мы к дому, какие будут распоряжения? Ага. Ага. Четвёртый этаж, ясно. Уже не работает лифт, да вы что? Всё, идём.
– Наверное, турки строили, – комментирует Костян.
– Костян, ты от таких реплик там воздержись, ладно? – просит Миша. – Мы к образованным людям пришли.
– Ну и что? – сердится Лена. – Что он сказал-то? Предположил, что лифт не работает, потому что турки строили. Конечно, Ирина Леонидовна профессор, а мы серость, дурачки…
Высаживаются из своей неказистой машины, притулившейся возле ослепительных монстров.
– Во машинища! – говорит Костя, глядя на чей-то джип.
Поднимаются по лестнице, и тут вступает голос.
Чистый, свежий голос – точно ветер с моря. Кто-то поёт там, наверху. Женщина, сирена:
– Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоём…
Звёзды на небе, звёзды на море…
– Кто-то поёт, – сообщает Костян.
Голос приближается:
– Листьев ли шелест иль ветра порывы
Жадной душою я нежно ловлю.
– А это куда мы идём, там, наверно, поют! – радуется Костян.
На лице у Миши тревога и волнени. Он даже остановился.
– Очи бездонны, уста молчаливы…
Милая, друг мой, люблю!
– Миша, какой номер квартиры, – спрашивает Лена. – Ты что встал?
Но там открыта дверь, сомневаться не приходится. Голос доносится из квартиры.
– Миша, сюда, здесь открыто, – кричит Лена. Миша стоит возле стены. – Что с тобой?
Откуда он знает, что с ним. Не идут ноги, и всё.
– Снился мне сад…
Лена, оставив Дашу Косте, сбегает к Мише. – Что за дела?
– В этом саду мы с тобою вдвоём…
– Миша, раз-два-три, ёлочка, гори, включайся, эй, очнись…
Миша преодолел наваждение, встряхнулся.
– Что-то меня повело от этого пения. Давно живого голоса не слышал.
В новой, двухуровневой квартире Ирина Леонидовна, фасонистая пожилая женщина с прямой спиной, принимала гостей. Гости только что перестали аплодировать певице. Она стоит возле рояля, поправляет рыжие волосы, улыбается довольно.
Да, вот «от таких и погибали люди». Крупная, женственная, стройная, в синем платье с живой розой, приколотой булавкой на груди, – Маша Горенко.
– Машенька, спасибо, детка, – говорит Ирина Леонидовна и, продолжая прерванный разговор, обращается к гостям. – Вот он сейчас придёт, звонил уже снизу. Это не воспитатель, это золото. Сильный, умный, спокойный. И красавец.
Возле Маши крутится неказистый, чернявый, слова Ирины Леонидовны его тревожат.
– Это как-то всё слишком для одного человека. Может, он хотя бы гомосексуалист, с таким букетом добродетелей?
– Юра… – укоризненно шепчет хозяйка.
Среди гостей ведь находится и её двенадцатилетний внук Матвей, прелестный, только что-то сердитый мальчик. Гостей немного: Маша с Юрой, две пожилые подруги, пожилой господин артистического вида (он и был за роялем, аккомпанировал Маше) и очень полная женщина средних лет, которая тихо и прилежно ест – молча.
– Миша женат, у него ребёнок, дочка, – говорит Ирина Леонидовна.
– А сколько лет вашему красавцу? – спрашивает Маша.
– Мала дытына. Лет тридцать.
– Что же он, ничего лучше не придумал, как гувернёром служить?
– Напрасно вы так, Маша, – заметил пожилой господин. – Работа хорошая и очень важная. Школа наша погибает от припадочных тёток. Возле мальчика должен быть сильный умный мужчина-воспитатель. Ирина молодец. Всегда знает, что ей нужно, – и всегда находит. Как это важно – точность желаний… Я вот какой-то расплывчатый… Не умею формулировать…
– Всё ты умеешь, не кокетничай, Алик. А что мне было делать, если детки оставили мне, старушке, своего мальчика – на три года? Я понимаю, отказываться от Немецкой оперы нельзя. У них там всё в порядке…
– Судя по квартире, более чем, – заметила одна подруга.
Ту т и появляется Миша.
– Мир вам, и мы к вам! Со всем двором опричь хором!
Объятия, рукопожатия… Мальчик Матвей сразу перестал быть сердитым – видно, крепко полюбил своего гувернёра. Миша, конечно, сразу увидел Машу и старается не смотреть в её сторону.
– Инна Лазаревна, Вера Михайловна, Альберт Сергеевич, Катя, Юра – наши друзья… Маша Горенко – невероятная певица…
Миша преодолел растерянность, поцеловал Маше руку. – Мы шли по лестнице и слышали ваш чудесный голос.
– Очень приятно. Какая у вас очаровательная дочка.
Костян стоит в дверном проёме, как статуя. Огромная гостиная его парализовала.
– А у вас много комнат? – спрашивает Даша.
– Мотя, покажи даме квартиру, – просит Ирина Леонидовна.
Косте тоже хочется посмотреть, но он боится показаться развязным и с тоской смотрит на Мотю и Дашу. Лена с трудом доводит его до круглого стола, усаживает.
