Она закрывает глаза и сидит молча, закоченев от напряжения. Потом открывает глаза и смотрит перед собой. Потом начинает лихорадочно ходить по номеру, убыстряя шаг. Это похоже на мрачно-экспрессивный испанский танец в авангардной постановке. Вдруг она начинает собирать свои платья. Пьет. Смеется. Опять укладывает чемодан. Пьет и смеется.
Платьев-то сколько я притащила. А ведь даже трогательно – такой идиоткой быть. Что-то, ей-богу, во мне есть душераздирающее. Так. Нормально. Сашенька, сынок, я скоро буду. Домой. Домой. Немедленно домой. Все взяла, ничего не забыла. Нет. Ничего не забыла. И спокойненько. И так спокойно-спокойненько. И домой. (Смотрит на телефон.) Я все это знала. Я всегда это знала. (Берет чемодан, потом ставит его на пол.)
Господи! Я приду к тебе, а ты спросишь – ну, что тебе сделать хорошего, доченька? И я скажу: отче наш! Иже еси на небеси! Да святится имя твое! Ты, который благ и человеколюбец, ты, который всемогущ, всеведущ и вездесущ! Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас! Истреби все телефоны на свете!!!
Она уходит. Тишина. Все погружается в темноту. В круге света – только бедный обруганный телефон. И он начинает звенеть – громко, отчаянно, долго, долго, долго…
Конец третьего монолога.
Выходит ЖЕНЩИНА.
ЖЕНЩИНА. Вот и всё, мои милые, что удалось припасти для вас на сегодня. Я прощаюсь с вами и на прощанье пою самую заветную песенку.
Песня четвертая. Последняя
Немного снов, немного дней,
Огонь среди зимы,
Немного нам дано людей,
Которых любим мы.
Если б забыть, что впереди!
Если б не знать, где ты и с кем…
Не отмеряй, мой Господин,
Боли хватит всем.
И ветер с моря мне принес
Заветный образ твой,
Но промолчал он на вопрос —
Кто счастлив был с тобой.
Так и живу, меж двух огней,
Не потерять, не возвратить.
А ты меня хоть пожалей —
Помилуй, отпусти.
И в ласке теплого песка
Творю себе кумир —
Стара любовная тоска,
Старей, чем этот мир.
Немного снов, немного дней,
Огонь среди зимы.
Немного нам дано людей
Которых любим мы.
Конец
