– «Мадам, посмотрите, потеряли вы что-то…» – радостно напела Марина.
– «Ах, пустяки, это сердце мое…» – подхватила Анна.
– Да-а-а, – покачала головой Марина, – мы с вами культуркой-то отравленные. Вот Миска будет комиссаром, так они нас всех к стенке поставят. «Напой, падла, Сорок пятую Гайдна! – Там-пам-пам-пам-пам-пам-па-рам-пам-пам… – Кончай его, робята…»
Конца виски не предвиделось.
13л
Целый новый ряд мыслей безнадёжных, но грустно-приятных…
Во время этого путешествия он как. будто вновь обдумал свою жизнь и пришел к тому же прежнему, успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
Лев Толстой. Война и мир
Там, снаружи, задул порывистый ветер и разорвал мглу. В окне появилась нарядная аппликация – перламутровая пуговица луны на клочке чёрного плюша. Луна заглянула к девчонкам и нашла, что всё обыкновенно, девчонки спокойны и немного пьяны. Поживиться было явно нечем – луну даже никто не заметил, не поприветствовал, и она, сердито бликнув на впалой щеке Серафимы Бирман, надменно скрылась за кулисами, как недооценённая актриса…
Еще в гримёрке Анна обратила внимание на то, что Марина опрыскала себя душистой водой из какого-то слишком крупного по женским меркам флакона, да и её щегольской чёрный пиджак был явно мужским, при том что сидел на её тощем теле превосходно. Посетив ванную, она убедилась, что Марина совершенно последовательна в своих действиях: все кремы и одеколоны, туалетные воды и шампуни были fm, for men.
– Марина Валентиновна, – спросила она осторожно, – вы, я вижу, предпочитаете… мужские вещи? То есть вот я, извините, посмотрела на полочках – туалетная вода и прочее…
– Вынуждена, дорогая моя! Вынуждена предпочитать!
– Почему?
– Потому что женские вещи – дерьмо, – спокойно ответила Марина. – Потому что они сделаны для идиоток и чёрт знает что туда для идиоток напихано. А себе они плохо не сделают!
Такое Анне никогда в голову не приходило.
– Удивлены? Странно, – сказала Марина. – Ведь это так очевидно. Вы замечали, что женскую косметику часто рекламируют знаменитые мордашки? Это приманка для ля-ля идиоток, которые действительно купят шампунь или крем потому, что такая-то пи-пи звезда якобы им пользуется. Но так не поступит почти что ни один мужчина. Он не побежит в магазин только оттого, что какой-то раскрашенный петух станет что-то нахваливать сладким голосом… Они покупают именно то, что покупают, – конкретную вещь. Попробуют, проверят, расспросят, уточнят и купят. А дамочки покупают не крем, не духи, не шампуни, не костюмы – они покупают надежду! Мне лично – надежды не нужны…
– А что вам нужно? – осторожно спросила Анна, заметив, что в поведении Марины стали слышны нервные, истеричные нотки, не в самих словах, но в резких поворотах головы, визгливых интонациях, судорожных жестах – она стала часто ломать пальцы и передёргивать плечами. Актриса устала, гостье надо было уходить – но она ничего не узнала по своему делу и всё-таки надеялась, что с устатку хозяйка о чём-нибудь проговорится.
– Вот что мне совершенно не нужно – это шпионы из Питера… мрр… ты мне не нравишься. То есть ты мне нравишься – и не нравишься… Зачем тебе Лилька?
– Хотела понять – почему, – ответила Анна.
Физически слабые люди несовместимы с актёрским трудом, и напрасно Анна изумлялась внезапной перемене в хозяйке: по лицу Марины прошла волна нервного оживления и она опять стала искриться и пульсировать, точно включился неведомый источник силы.
– Почему-у-у-у.. мычат коровы на лугу-у-у.. А потому, заинька моя, что надо уметь занимать себя, а не бомбардировать мироздание своими пре-ре-тензиями. Хор-р-рошо. Я тебе покажу одну штучку.
Марина задумалась, что-то припоминая, а затем метнулась наверх, в свои покои, и принесла шкатулку, из которой достала и протянула Анне несколько листков, вырванных из блокнота. Анна узнала почерк Лилии Ильиничны. «А, – подумала Анна, – там же в дневниках был пропуск, точно. Вот и отыскались листики…»
– Читай. Не всё подряд, а бегло. Чтоб схватить общий вид. Даю тебе ровно три минуты – и отбираю.
За три минуты Анна все-таки успела «схватить общий вид» под пристальным взглядом Марины, привычно и ловко считывавшей её реакции. Ровно через три минуты актриса забрала листки из рук Анны и спрятала их обратно в чёрную шкатулку. Даже на ключ её закрыла.
– Ну и как тебе?
– Марина Валентиновна, а откуда у вас это?
– Весной прибывает ко мне Лиличка, она здесь хлопотала по каким-то делам своего Фронта защиты. На прощание даёт мне вот это произведение своей больной головы. Прочти, говорит, без меня, говорит. Ой-ой… Я читаю это ку-ку, ничего, естественно, ей не говорю… Так и похоронилось это несчастное безобразие между нами, в приличном молчании…
– – Простите, но в том, что я успела прочесть, никакого уж особенного ку-ку не было. Речь шла о сильном травматическом впечатлении, которое Лилия Ильинична получила летом 196… года, когда вы приехали к Серебринским на дачу..
– Ах ты боже мой, сильное травматическое, фу-фу! Смех сказать! Просто обычные детские глупости, которые никогда никто и не вспоминает из нормальных людей. Кто из советских детей не играл в партизана и фашиста?
– Извините, насколько я успела понять, у вашего фашиста, то есть у вас, простите, и у вашего партизана, то есть у вашей подруги, были не такие уж нормальные отношения… то есть… я ужасно излагаю, но…
– Это всё было невинно, глупо, в шутку просто! Я шалила!
«Интересное у тебя представление о невинных шалостях, – подумала Анна, освоившая почерк Серебринской и успевшая схватить из текста довольно много деталей. – Заводить подругу в лес, ставить на колени и заставлять целовать себя в задницу., обхохочешься….»
– И она из-за каких-то дурацких игр, которые были при царе Горохе, вдруг обвиняет меня, что это из-за меня у неё сформировался какой-то «синдром жертвы». Да такого и нет синдрома вообще.
– Скажите, это было только тогда, тем летом? Больше не повторялось?
– Ни боже мой. Да меня завели тогда в пионерлагере на всякую чепуху, я приехала к Лильке вся вскипячённая, ну и надо было как-то разрядиться… Ничего больше никогда. Че-че-честное пионерское. Мы и не вспоминали ни разу. Что вдруг всплыло, откуда?
– И она вас не спрашивала о том, что вы прочли?
– Нет.
– Конечно, Марина Валентиновна, такие далёкие события не могли повлиять так уж непосредственно на решение Лилии Ильиничны, но ведь очевидно, что её душевное состояние… много свободного времени, копание в прошлом… могло усугубить…и в этой идее про синдром жертвы что-то есть…
