Я оценила и поняла многое, кроме того, зачем этому губернатору советник.
6
– Тринадцатого года сторублёвку видали? Во – с тетрадный лист. Булки пшеничные в метр длиной, хлебы на полстола. Водка вёдрами – по двенадцать литров. Почему? Потому что семья. По двадцать, по тридцать душ за столом…
Михаил Гаврилович пригорюнился.
– А сейчас что? Две дочки у меня без толку. Дом построил, а Кирка моя в Швейцарии живёт и внуки с ней, тю-тю. Надюшка здесь, слава богу, да мужика сволочного нашла, из бывших комсомольцев. Скажу как есть – из всего нашего зоопарка это самая дрянь. Б… подфонарные. Под меня бизнес сварганил и от моей же дочери гуляет, сучий потрох. Извините… ээ? Саша, да! Это я расслабился по-домашнему. Вижу, люди вы хорошие… А? Ты, советник, присоветуй мне чего-нибудь, а то я дом построил, да не один, а куда их – солить? Эх, советник, ничего ты сам не знаешь, советник мой…
Губернатор пил методически, не меняя выражения лица и не унижаясь до оправдательных тостов и смущённых улыбочек.
– Высмеяли меня за публичный дом. Шута нашли! Раньше нас, наверное, умные люди жили и знали, чего природа требует. Везде и всегда, во все века были бордели. И девочки работали себе спокойно и честно, под присмотром. Теперь их душат и режут сотнями в день – а эти лидеры издеваются надо мной. Что я хотел нормальный государственный контроль: милиция, медицинская помощь, юридическая база, налоги, страховка, социальные гарантии. «Хе-хе, самое важное, самое неотложное дело отыскал Фёдор Денисович!» Да, важное, да, неотложное. Потому что я знаю, как она, дура деревенская, чешет в город и думает, что тут мёдом намазано. А потом клацает на поребрике каблучками, зябнет в дырявых колготках и каждый день рискует своей пустой башкой. Сколько ж их калечат-то, Господи. А это ж чьи-то дочки, сестрёнки, могли мамочками стать…
– Вашу правоту докажет история, Алексей Трофимович, – поддержал шефа Коваленский. – Просто в обществе ещё сильна инерция… ммм… неоткровенности в вопросах общественного темперамента. Традиционные решения вдруг оказались ярким социальным новаторством. Вы буквально опередили своё время, вот в чём проблема!
Мысль о том, что он опередил своё время, и польстила, и встревожила губернатора. Он любил быть со временем в ладу.
– Нет, Лев Иосич, ты загнул. Я идею озвучил вовремя. Просто уж так вышло, что не до девочек сейчас, сам видишь. Не понос, так золотуха. Не теракт, так жэкаха.
[6]
Жаль, дело было перспективное, построили бы высотку этажей в шестнадцать, на каждом этаже – свои работницы, на любой вкус, ну, и смотря по деньгам. Полная анонимность клиентуры, само собой. И назвали бы, конечно, не «публичный дом», а назвали бы…
– Никак бы не назвали! – не выдержала я. – Понимаете, Всеволод Игнатьевич, такие дома никогда никак не назывались, потому что в любом городе всегда и всё было про них известно. Вы простите, что я вмешиваюсь, но мне ваш проект безумно, бесконечно нравится. Действительно, одним махом, бордель открывахом, вы спасёте множество человеческих жизней. Но есть проблема. В девятнадцатом веке ни одна порядочная женщина не стала бы разыскивать своего мужа в публичном доме. Она и приблизиться к «заведению» не смела, до того это считалось неприличным. Но в наше время возле вашей чудесной многоэтажки соберутся толпы жён, поскольку у нас в ходу другие представления о приличиях. Ресурсы изобретательности наших мучениц штампа в паспорте безграничны. Для того чтобы узнать, не здесь ли часом её Вася, жена пойдёт на всё. Раскатает домик по кирпичику!
Губернатор засмеялся с пониманием, и встревоженный было моей самодеятельностью Коваленский перевёл дух. Тема семейной жизни и боевой активности жён, видимо, что-то затронула в душе Данилы Олеговича, и он чинно объяснил:
– Анюта очень хотела с вами познакомиться, но что-то приболела сегодня.
Тут в его сознание, многоутруждённое от соединения обрывков распавшихся времен, приплыло нечто уж и вовсе старорежимное, и губернатор сказал, глядя перед собой синими аргентинскими очами:
– Анна Сергеевна нездоровы.
7
Я ему понравилась. Если бы не Коваленский, не миновать бы мне познавательной экскурсии по дочкиному дому, а не то и баньки истопленной. Но на своего советника губернатор поглядывал с иронической опаской. Советник был подложный, фальшивый, но подложили его такие силы и царства, с которыми Никите Богдановичу ссориться не приходило в голову.
Мы ели не на серебре, а из простых белых фаянсовых тарелок с золотой каймой, да и в целом я не заметила в быту губернатора бьющей в нос роскоши подробностей. Он, наверное, любил имущество немудрёное и надёжное – землю, дома.
Попили чаю с пирогами, потом губернатор сыграл нам на баяне, а на прощание похлопал Коваленского по плечу:
– Давай, Лев Иосич, собирай интеллигенцию, поговорим чуток. Только без демшизы, ладно? И заполошных всяких не зови. И которые в наше дупло по сто писем на дню пишут – не надо, а то они как глухари. Разговор только попортят. И ты вот что, как до дела дойдёт, шепни мне – кто там кого, кто писатель, кто ваятель. Чтоб людей не обидеть. И вы, Сашенька, приходите, – приветливо осклабился Геннадий Савельевич. – Вот мы с Львом Иосичем организуем круглый столик, вам это может быть интересно.
Он помолчал, словно хотел что-то сказать и не решался. В воздухе шла незримая битва, и губернатор всё-таки подбодрил свои войска победоносным заявлением.
– Я ведь, Лев Иосич, никого не боюсь.
Из него пёрла сила, простая как мычание. Она не была тёмной. Я вообще не ощущала её цвета. Какого рода эти воины? Кому они служат? Кто их хозяин? Проворные жуки на трупе родины – может, и так. Гниющую плоть надо ликвидировать. Растащить кусками по норкам, по кусточкам, по семеечкам
Коваленский ничуть не удивился и не смутился. И за ним была сила – тайная, гибкая, хитрая. Она не пёрла, а струилась юркими змейками.
– Я знаю, господин губернатор. И все это знают – что вы никого не боитесь.
– А хорошо, правда, когда все это знают?
– Очень хорошо, Иван Васильевич.
– Так, значит, советник, бывает всё на свете хорошо?
– Бывает, Василий Иванович. Редко, но бывает!
На обратном пути я смотрела в мартобрьскую тоску за окном. Под крылом тянулись бедные поля, многограбленая грешная земля… Коваленский, эстет со стажем, выбрал шофёра куда толще себя – выигрышный фон. Здоровяк пробовал было развить тему неслабо живёт наш губер, но Лев убил её энергичным молчанием. Кстати, коваленского водилу чин чинарём, как при барах, покормили на кухне.
