Тут чуткие духи радио, что-то сообразив, стали крутить песни Времина, так что Алик, попеняв Карантине за измену, отдоил из нее молока и для новой публикации в «Метеор-газете».
Карантина годилась для этого мира – понял Алик. От нее шел какой-то правильный запашок, она шикарно формулировала, она попадала в солнечное сплетение публики. Поэтому новый материал делал упор уже на личности Катаржины и назывался «ЛЮБОВЬ К МУЖЧИНЕ – ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ ЖЕНЩИНЫ, утверждает Катаржина Грыбска, мать-одиночка».
К заметке прилагались две фотографии Карантины – одна в красном купальнике, другая, по контрасту, в коричневом платье с кружевным воротником и с номером «Метеор-газеты» в руках. Читатель тут узнавал много захватывающих подробностей о польских корнях Катаржины (Грыбска – старинная шляхетская фамилия), о Париже, где она работала в области музыкального театра (это было в дымке), о трудностях воспитания дочерей в современном мире.
«Я хотела бы уберечь свою дочь от моих ошибок, – пылко заявляла наша героиня. – Прежде всего, от беззаветной любви к недостойному мужчине. Валерий Времин – талантливый певец. Но как человек он не получился. Женщины внушали ему, что он божество, и он сам в это поверил. Он решил, что ему все позволено. Никакой ответственности! Я его прощаю, пусть он будет счастлив. Пусть плач брошенных детей не тревожит его покой. Я давно поняла: любовь к мужчине – это не главное в жизни женщины. Главное – это, во-первых, дети, а во-вторых – она сама…»
Вторую неделю дядька сидел запершись в квартире, изредка подходя к телефону. Хотя публикации дали скорее положительный эффект – стали поступать приглашения туда-сюда, звонили журналисты, – он был обескуражен и подавлен. Выяснилось, что чертовы газетенки читают даже те, кто утверждал, будто спит вместе с Чеховым и Шекспиром. Кто сам не читал, тот что-то слышал. Назревал звонок из Америки. Дядька не понимал, как разрулить ситуацию, и отчаянно умолял Андрея сделать хоть что-нибудь.
– Что я могу? – горевал Андрей. – Они ведь уехали от меня на следующий день. Она где-то квартиру сняла, оттуда и командует.
– Позвони ей!
– Что толку, дядь? Ты сам видишь, там крышу сорвало бурей. Ты же не станешь в газетах рассказывать, как все было на самом деле…
– Я не могу! У меня публика, тысячи людей, как я расскажу, что я расскажу?
– Она этим и пользуется. Ладно, я позвоню, попрошу с Никой повидаться, может, разрешит. Что ей передать?
Времины уже не называли Карантину никакими именами. Она была «она».
– Скажи, пусть прекратит свое желтое вранье. У меня свои пределы нервов имеются. Скажи – я могу ведь и сорваться! Я кое-что могу такое порассказать, ты не знаешь!
– Да знаю, дядь. Знаю. Я тогда слышал случайно, когда ты к отцу приходил… За ради бога не говори ты этого никому.
– Я не знал, что ты знаешь… Все, честное пионерское, я – могила, – пообещал застыдившийся дядька.
От ужаса, неловкости и стыда Валера Времин в тот же день прорвал свою несносную блокаду, позвал старых друзей, с наслаждением напился водки и – облегчил душу.
……………………………………………………………………
– Теперь, – вздохнула Нина Родинка, – раскрываем карты. Я заброшена в Россию не скажу откуда и работаю под прикрытием. Я эксперт. Моя задача – постоянная экспертиза наличной действительности.
Недавно я в целом закончила подсчеты и выводы, остались некоторые детали.
Мы анализируем человеческую состоятельность контингента без связи с имущественным положением субъектов.
Итак, принимаем население России за сто процентов.
3,5% женщин и 3,5% мужчин – это элита. Это люди, награжденные Божьими дарами – перечисляю для невежд список даров: незаурядный ум, выдающаяся красота, явный талант, особая физическая и психическая сила, исключительная склонность к нравственному совершенствованию, – и дары эти хоть как-то развивающие. Именно эти «элитные русские» вносят осложнения в решение «русского вопроса», который в мире в целом решен. Вместо жестоких и вульгарных варваров мир видит божественных певцов и танцовщиков, гениальных ученых, невероятных спортсменов, чудодейственных врачей, подвижников духа и фантастических красавиц. Кроме тех, кто на витрине, есть еще те, кто менее освещен славой, а то и вовсе существует в тени, но именно эти 7% каждый год тормозят на 5% общенациональную дегенерацию, скорость которой таким образом понижается с возможных 13% до твердых 8%.
Элита могла бы понижать скорость общенациональной дегенерации и куда существенней, но дело в том, что в состав элиты входит «говноэлита», то есть 7% элиты включают в себя примерно 4% говноэлиты. Говноэлита состоит из людей, награжденных Божьими дарами, но использующих эти дары исключительно в целях личного обогащения, заключающих временные и постоянные союзы с силами тьмы, с перерождающимися тканями души и системным распадом личности.
Как правило, телевизионный эфир транслирует изображения и речи только говноэлиты, что сильно осложняет задачу торможения общенациональной дегенерации – задачу, над которой и работают представители моего ведомства. Мы никак не можем выйти на заявленные нами 0,5% дегенерации, отчего приходится платить штрафы и увеличивать нашим служащим сроки командировки на данный участок Третьей планеты. Отчего многие недовольны…
Полюсу элиты соответствует другой полюс – тот, где обитает «утрата», люди, утратившие человеческий облик. Это 6,5% женщин и 6,5% мужчин. Среди мужчин куда больше алкоголиков, но женщины компенсируют отрыв по алкоголизму несомненным преобладанием в проституции, так что в целом баланс полов соблюден.
Положение «элиты» и «утраты» – зеркальное и равновесное. Элитных женщин примерно столько же, сколько элитных мужчин; то же и с «утратными». Однако, вычтя «элиту» и «утрату» как крайности (это 20% населения), мы получаем «поле обыкновения».
Вот здесь нас ожидают зеркальность и равновесие другого рода…
…………………………………………………………………..
Валентина Степановна не читала никаких газет и даже не приобретала телепрограммы, предпочитая роковое существование эфирного рыбака: что проклюнется, то и вытащим. Газеты – то есть только одну, «Метеор-газету», – почитывала ее товарка Тамарка. Она и купила номер с «ЛЮБОВЬ К МУЖЧИНЕ – ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ…», прочла, совершенно согласилась с Катаржиной и крепко задумалась над почти что гамлетовским вопросом: сообщать или не сообщать? Со дня на день они ждали дочку с внучкой домой, уже списались с базой под Севастополем, где можно было задешево пожить десять дней, то есть расставили в темном море житейского ужаса сигнальные огонечки надежды.
Статья в «Метеор-газете» эти огонечки гасила враз. С нею надвигалось что-то враждебное их с Валентиной тихой жизни. Но как не сказать? Она не скажет, другие скажут.
– Валь, – осторожно спросила Тамара во время обеда (они красили забор), – а что Катя, скоро приедет?
Валентина Степановна угрюмо пила вторую, против обыкновения, бутылку пива.
