Арина кивнула.
– Утром Марго станет прежней, почти прежней. Ей будет стыдно за вот это! – Своим кинжалом Анук ткнула в сторону окна, и Арина обернулась.
Марго стояла, прижавшись ладонями к стеклу, и языком, длинным, нечеловечьим, слизывала росу. За происходящим внутри дома она следила со звериным вниманием – сторожила. Блэк растянулся под окном, тоже сторожил.
– Видишь? – спросила Анук.
– Это ужасно! – Она отвернулась.
– Такова жизнь. Ее изнанка.
– И что теперь делать? Как нам с ней быть?
– Днем она безобидна. Кошки и птички – это мелочи. Но по ночам ты должна ее изолировать. Ради вас обеих. Я научу тебя как. Ты способная девочка, все поймешь.
Арина действительно поняла. Чужие незнакомые слова запоминались, выжигались в мозгу каленым железом, не больно, но как-то щекотно. И теперь уже навсегда, до самой смерти.
– …А потом своим веретеном запечатываешь. Вот так. – Анук показала как. – Понятно?
Арина, кивнув, спросила:
– А утром?
– Утром все пройдет, с первыми лучами солнца.
– Она будет помнить? – Арина нехотя обернулась к окну, которое сторожила Марго.
– Смутно, как дурной сон. – Анук встала. – Я пойду.
– Но как же?..
– Мне она ничего не сделает, не бойся. – Лезвием кинжала Анук рассекла воздух перед собой, прошептала что-то неразборчивое и осторожно, стараясь не повредить, переступила границу из соли. Марго дернулась было в ее сторону, но остановилась, зашипела совершенно по-змеиному.
Теперь, когда Анук ее научила, Арина могла видеть суть вещей. Заговоренная зола показывала эту суть в самом неприглядном, самом страшном виде, делала тайное явным, срывала покровы.
Она подошла к окну, уперлась руками в подоконник, посмотрела в глаза Марго и своему страху.
– Я что-нибудь придумаю. Ты потерпи.
Марго слушала ее, склонив голову набок, черные когти царапали расписную черепушку. Всего на мгновение ее лицо стало прежним, в глазах мелькнула искра понимания, а потом она со всех сил врезалась лбом в стекло. Арина отшатнулась, Блэк вскочил на лапы, зарычал.
– Прости, – сказала она Марго и задернула шторы. Во всем доме.
Захрипели, закуковали настенные часы, отмечая десять вечера. Целый день на ногах, почти без еды. Живот подводило от голода. Война войной, а обед по расписанию. В ее случае ужин, но сути это не меняло.
В холодильнике нашлись сыр и ветчина. Батон подсох, однако был вполне пригоден для горячих бутербродов. На приготовление чего-то более масштабного не осталось никаких сил, но завтра нужно обязательно сделать хоть минимальные продовольственные запасы. Война войной…
Арина доедала второй бутерброд и уже собиралась варить кофе, когда ожил мобильный.
Звонил Волков. Андрюша, ну сколько можно?.. Все ведь уже говорено-переговорено, акценты расставлены, приоритеты определены.
– Алло! – рыкнула она в трубку. Наверное, не слишком ласково, потому что трубка спросила голливудским голосом Волкова:
– С тобой все в порядке?
– Конечно!
С ней все в порядке. К маньяку с раздвоением личности добавилась мертвая ведьма, которая, оказывается, неупокоенный дух, жаждущий высосать из нее силы. Все отлично!
– Не ври.
– Я не вру. – Да, она просто не посвящает его в детали.
– Нашли тела, – сказал Волков. – Одно у пруда, того, где утонула эта твоя… знакомая, а второе поблизости от дома в лесу, про который ты говорила.
– Какое поразительное совпадение! Особенно принимая во внимание тот факт, что смерть Марго в полиции признали несчастным случаем, а Флору и вовсе не нашли. Ее вообще не пытались искать. Ни живую, ни мертвую! Так, говоришь, обнаружили еще два тела? Тоже, наверно, несчастный случай? Два несчастных случая.
– Нет, – сказал Волков мрачно. – Два самоубийства.
– Самоубийства?! – Арина аккуратно опустилась на стул и недоуменно посмотрела на мобильный в своей руке. – Волков, я их видела. У одной было вспорото горло, у второй – живот.
– Ты их видела? Ты же говорила…
– Я и сейчас говорю, это не самоубийства! Просто твоим дружкам в полиции так хочется закрыть дела, что они готовы пойти на подобное… скотство?
– Помолчи, – сказал Волков очень тихо, но как-то так, что Арина послушалась. – Помолчи и дай мне договорить.
– Говори.
– Висяки не нужны никому, но никто не станет замалчивать и покрывать такое. Пойми ты это!
– Я была там, я видела их своими глазами!
– Я тоже.
– Как?..
– Я видел фото. Так вот, эксперт категоричен: обе женщины сделали это сами. Есть признаки, неопровержимые доказательства того, что имели место самоубийства.
– Чушь! Чем они могли сделать такое? Там не было никакого оружия, убийца унес его с собой.
– Было. Ты просто не знала, что искать.
– А твой эксперт знал?
– Да. Альбина Изотова сделала это бутылочным осколком. Там, в беседке, было много битого стекла. Ведь так?
…Редкие солнечные лучи на зеленых стекляшках, хруст под ногами…
– Так, но это ничего не значит.
– Для специалиста значит очень многое. Поверь.
Он призывал Арину поверить, но у нее никак не получалось, все это просто не укладывалось в голове.
– А Софья? В лесу точно не было битых бутылок.
– Она воспользовалась веером. У него очень необычная конструкция, с чем-то вроде стилета, спрятанного в рукояти, как в ножнах.
– Софья не собиралась кончать жизнь самоубийством.
– Откуда ты знаешь?
– Мы были вместе, пытались найти тело Флоры. – Она не стала рассказывать о могиле в лесу и об Анук тоже. Однажды Волков ей не поверил. Где гарантия, что поверит сейчас? – Она была очень грузная, Софья. Мы торопились, и она отстала, остановилась отдышаться.
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь! И Альбина не собиралась кончать жизнь самоубийством. Там, у пруда, они с Софьей собирались вызвать дух Марго. Они могут… могли. Понимаешь? Софья опоздала, а когда добралась до места, Альбина была уже мертва. Их убили, Волков! Он убил их и обставил все, как самоубийства.
– Кто – он?
– А у Флоры не было глаз! – Арина уже не могла остановиться. – Кто может выколоть себе глаза? Как такое вообще возможно? Это же боль адская, смертельная…
– Кто – он? – повторил Волков с нажимом, и в голосе его Арине почудилось не беспокойство даже, а паника.
– Никто… Тот, кто их убил. Ведь кто-то же это сделал. И не говори мне про самоубийства! Я была там! И все видела!
