* * *
Дом был ухоженный, но нежилой. Это не бросалось в глаза, однако чувствовалось как-то сразу, стоило только ступить на вымощенную фигурной плиткой дорожку, заглянуть в черные слепые окна. Арина не стала спрашивать, чей дом. Догадалась сама.
– У меня нет ключа. – Вместо того чтобы подняться на крыльцо, Анук явно намеревалась обойти дом с тыла. – Но я точно знаю, что одно из подвальных окон закрывается неплотно.
В подвальное окошко, узкое, как кошачий лаз, пришлось забираться Арине. Анук осталась ждать снаружи.
– Не нравится мне все это. – Марго, для которой стены – не помеха, оглядела пустое и пыльное подвальное нутро. – Чего мы сюда приперлись?
Арина не знала, что собирается искать Анук в доме Марты, ей было просто страшно интересно. Страшно чуть сильнее, чем интересно.
По узкой каменной лестнице они поднялись наверх и очутились в залитой светом прихожей. В доме ведьмы, занимающейся целительством, Арина рассчитывала увидеть пуки сушеной травы под потолком, склянки и банки с зельями, пыльные талмуды с заклинаниями. А вместо этого в просторной и очень стильной гостиной обнаружила плазму на полстены, напротив – уютный кожаный диван, лохматый ковер из шкуры какого-то зверя, абстрактные картины в тонких алюминиевых рамах и стеклянный стеллаж с книгами. Они все сплошь были современные, в добротных переплетах. «Фармакология и фармакопея», «Патологическая анатомия», «Атлас клеток крови и паразитов человека», «Основы иммуногематологии», «Атлас акупунктурных зон»… Только медицинская, только научная литература. Никаких «Лекарственных растений средней полосы России», не говоря уже о заговорах сибирских целителей и прочих альтернативных способах лечения. Если верить этой комнате, Марта была врачом, самым что ни на есть классическим, современным, безо всяких мистических уклонов. И это оказалось… неожиданным.
Со стороны входной двери послышался нетерпеливый стук, позабытая снаружи Анук давала о себе знать. Арина вернулась в прихожую, отперла дверь.
В доме Анук держалась уверенно, сразу стало ясно, что в гостях у Марты она бывала, и не раз. У стеллажа с медицинской литературой она не задержалась, толкнула одну из двух закрытых дверей. Там оказался рабочий кабинет, Арина так подумала из-за медицинской кушетки, а еще из-за странной картины на полстены с изображенным на ней полуголым китайцем, разрисованным линиями и точками, с надписями на китайском. Здесь пахло как-то по-особенному, не то дымом, не то полынью. А может, дымом от сожженной полыни.
Анук принюхалась, обошла кабинет по периметру, выдвинула и внимательно осмотрела ящики рабочего стола, а потом сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Здесь нет ничего интересного.
За второй дверью была спальня. Анук распахнула дверцы высокого шкафа, придирчиво изучила его пустое нутро.
Марта уехала. Об этом говорили и царящая в доме чистота, и опустевший кабинет, и вот этот шкаф. Сложила чемоданы, забрала документы и уехала. Сбежала или просто захотела перемен. Можно уходить.
Но Анук не спешила. Она еще раз обошла гостиную, а потом заглянула в ванную. Тут тоже царили порядок и чистота, никаких тебе зубных щеток, пузырьков с кремами и флаконов с шампунями, ничего из тех мелочей, что живут в ванной комнате всякой уважающей себя современной женщины. Хозяйка уехала и забрала все свои вещи с собой. Теперь уже совершенно точно можно уходить. Но вместо этого Анук, присев перед отключенной от сети стиральной машиной, потянула на себя круглую дверцу. В барабане лежало белье: ажурные чулки, комплект кружевного белья и тончайший шелковый пеньюар.
– А бельишко-то дорогое, – сказала Марго. – Я бы такое ни за что не оставила.
– Я тоже, – согласилась с ней Арина. – Если только Марта не уезжала в спешке.
– Вы о чем? – спросила Анук, внимательно изучая пеньюар.
– О том, что ни одна женщина не оставит такую красоту по доброй воле. Наверное, Марта спешила.
– Непохоже. – Анук сунула пеньюар в свою сумку и, держась за поясницу, выпрямилась. – Нам пора ехать. Думаю, Саломея уже закончила маникюр.
* * *
Роскошный «Мерседес» уже стоял на больничной парковке в стороне от грязного автобуса и видавшего виды старого «Опеля». Саломея сидела за рулем и полировала ногти. То ли от скуки, то ли недавний маникюр не показался ей достаточно качественным. Их появление она встретила нетерпеливым взмахом руки, не открывая дверцы, опустила стекло, выпуская из салона терпкое облако духов.
– И кто меня торопил? – спросила с ленивым интересом. – Я тут уже пять минут маринуюсь.
– Выходи, – сказала Анук и подергала за хромированную дверную ручку.
Саломея подчинилась, но с явной неохотой. На сей раз на ней были элегантное черное платье и изящные туфли на очень высоких каблуках. На ее груди поблескивала уже знакомая Арине камея.
– Я звонила Ямахе, – сказала она, одергивая подол платья. – Вчера вечером. У нее включена голосовая почта, так что я велела ей сидеть дома и не высовываться. Думаю, послание дойдет до адресата, потому что ехать в тот клоповник, который она зовет своим домом, я не собираюсь. Тебе не кажется, Анук, что мы сильно ошиблись, когда набрали в Круг всякой гопоты? Посмотри на результат.
– Мы разговаривали с Ксенией. Она теперь сама по себе. – Анук осмотрелась.
– Значит, остались мы вдвоем, – усмехнулась Саломея. – Две старые ведьмы.
Старой ее нельзя было назвать даже с очень большой натяжкой, так хорошо она выглядела, но возраст и опыт прожитых лет чувствовались в каждом движении.
– Втроем, – мягко, но настойчиво поправила Анук и посмотрела на Арину.
Саломея тоже посмотрела на нее, наверное, в первый раз за все время их разговора. Посмотрела внимательно и заинтересованно, как на диковинную зверушку, а потом произнесла:
– То, что она видит покойников, еще не делает ее одной из нас. К тому же Марго не рассказала ей ничего о финальном пророчестве. Так какой от нее вообще толк?
Она говорила об Арине в ее присутствии спокойно, даже доброжелательно, как о какой-нибудь скаковой лошади, которая в принципе неплоха, но для больших скачек не годится, и поэтому пользы от нее, считай, никакой. Саломея даже улыбнулась Арине, как улыбнулась бы своей маникюрше.
– К тому же она не прошла инициации Кругом.
– Она прошла инициацию кровью. – Анук крепко взяла Арину за запястье, развернула ее руку ладонью вверх так, что стал виден шрам. – Черной кровью! – сказала, как припечатала, у Арины аж шрам зачесался. Или он зачесался под пристальным взглядом Саломеи?
От недавнего снисходительного благодушия не осталось и следа. Саломея даже в лице изменилась: точеные черты потекли, утратили четкость и изящность линий. Она словно враз постарела на несколько десятков лет. Или не постарела, а на самом деле такая, а все остальное – лишь маска, морок, наброшенный не на других, а на саму себя? Морочница… А ей, Арине, вдруг удалось рассмотреть под этой маской настоящее лицо. Ну, так получилось. Озарение или происки черной крови, которая, оказывается, гораздо круче крови голубой. Кто бы мог подумать!
