— Скажи мне, Бенци, чего ты на самом деле хочешь? Мне скоро пятьдесят. Я не понимаю, что случилось в Индии такого, что вывело тебя из равновесия? Что произошло? Согласна, в этом есть и моя ошибка. Мне польстила, не скрою, мысль о том, что я вызвала желание у столь молодого человека. Но это и все… все. Куда это может вести? Нет, это невозможно, и ты это знаешь.
— Да, знаю, — подтвердил я с безнадежным упрямством. — Знаю. Но все, о чем я прошу, — это об еще одной встрече.
— Нет, — не раздумывая, мгновенно ответила она. — Забудь об этом. Пусть даже мне самой этого хочется. Это не имеет значения. Что этот еще один раз даст нам? Только то, что нам захочется еще… и ты опять придешь, чтобы донимать меня. И, собственно, почему бы тебе не поступать так — ты человек свободный и у тебя ни перед кем нет никаких обязательств. Ты одурачил меня, когда попросил сдать тебе квартиру моей матери, потому что я поверила твоим словам о том, что ты собираешься жениться.
— Но я и в самом деле хотел бы жениться, — ответил я без запинки.
Секретарша постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, открыла ее, сообщив, что клиент (она назвала его фамилию) уже прибыл.
— Очень вовремя, — сказала Дори, поднимаясь из кресла, и двинулась к выходу на высоких своих каблуках, мимо меня, чуть задержавшись рядом и обдав меня облаком любви. Видно, она хотела что-то сказать мне, как-то подбодрить…
Но в это время клиент — пожилой и весьма элегантно одетый человек, слишком возбужденный для того, чтобы ждать, — открыл дверь и оказался внутри прежде, чем было произнесено хотя бы одно слово. Она немедленно одарила его одной из своих автоматических улыбок и, руководствуясь каким-то внутренним побуждением, представила ему меня — не исключено, чтобы пресечь всевозможные подозрения.
— Это доктор Рубин… для нас он нечто вроде семейного врача. Заходите, пожалуйста, и располагайтесь.
Клиент рассеянно покивал мне головой и уселся. Дори проводила меня до приемной и сказала:
— Как я поняла, эта идея насчет профессора Левина не сработала.
— Не сработала, — сразу же, занервничав, подтвердил я. — Он… он странный какой-то. Я его не понимаю. Он зациклился на том, что я мог инфицировать тебя гепатитом, который был у Эйнат, во время переливания крови в Варанаси.
Она коротко рассмеялась — похоже, что над опасениями Левина.
— Но ведь ты и в самом деле заразил меня, — произнесла она со странной улыбкой, повернулась и ушла в свой кабинет, не закрыв за собой двери, так что мне видно было, как она взяла со стола шарф, подаренный мною, и, подержав несколько секунд, убрала в один из ящиков своего стола.
Тем же вечером, в семь часов, доктор Накаш позвонил мне и попросил, не мешкая, приехать в клинику Герцлии. Там в течение ближайшего часа должна была начаться операция. Поначалу предполагалось, что она пройдет без участия ассистента, но накануне доктор Накаш жестоко простудился, этим утром у него поднялась температура и, хотя он принял все необходимые меры, чтобы поправиться, он побоялся в таком состоянии появиться в операционной, а потому счел за лучшее обратиться ко мне, чтобы я, как он выразился, «руководил полетом» самостоятельно, при этом, заверил он меня, сам он будет рядом, буквально за соседней дверью, откуда сможет наблюдать за моими действиями:
— А вам не кажется, что вы слишком рано отправляете меня в самостоятельный полет? — спросил я возбужденно.
— Нет, — доверительно ответил Накаш. — Все будет хорошо. Я ведь остановил свой выбор на вас не случайно. Я целый год присматривался к вам в операционной и оценил вашу хватку и ваше понимание внутренних процессов. Вы понимаете значение анестезии. Ведь Хишин не кривил душой, когда расхваливал вас — там, в кафетерии, кстати, если вы по нему соскучились, сможете скоро его увидеть, поскольку этим вечером проводить операцию будет именно он. Но ради бога, Бенци, седлайте своего коня и мчитесь сюда, и чем быстрее, тем лучше.
Мое настроение, которое заметно упало после встречи с Дори, начало подниматься. Я вскочил в седло мотоцикла и, подгоняемый срочностью предстоявшего мне дела, рванулся в середину несчастных участников дорожного движения, пытающихся выбраться из Тель-Авива.
И все равно — я добрался до операционной уже после того, как первые предварительные уколы были сделаны под наблюдением и руководством Накаша. Чтобы оградить окружающих от своих микробов, он соорудил для себя странную защитную маску, целиком охватывающую его голову оставляя лишь два отверстия для его узких черных глаз. Пациентом на этот раз была женщина в возрасте около пятидесяти, синеглазая и полная, фигурой своей напомнившая мне Дори. Ей предстояла полостная операция на желудке, коррекция грыжи и ваготомия — то есть то, в чем Хишин был блистателен и удачен, несмотря на необъяснимую и загадочную смерть молодой женщины, которую он оперировал накануне путешествия в Индию. Я надел маску и с помощью медсестер начал готовить больную к операции. Поскольку Накаш держался от нас на расстоянии, я начал разговаривать с больной сам, расспрашивая ее об ощущениях в эту минуту, о ее муже и детях, открывая в то же самое время ее грудь, чтобы иметь возможность еще раз прослушать сердце и легкие, чтобы избежать ненужных сюрпризов. Из коридора донесся низкий смешок Хишина, и Накаш знаком дал мне понять, чтобы я поторопился. Я ввел ей первую порцию дормикума и одарил ее улыбкой, закрывая одновременно ее лицо маской и присоединяя к аппарату анестезии, чувствуя, как расслабляется под моими руками ее тело, затем последовал первый укол пентотала, призванного расслабить мышцы, затем я ввел ей анестезионную иглу, после чего у нее отключилось сознание и тут же я ощутил, как вырвалась на свободу и воспарила ее душа. Держа обеими руками цилиндр, я дал ей начальную дозу кислорода. Затем разжал ее стиснутые зубы и вставил в раскрытый рот маленькую металлическую полоску ларингоскопа, чтобы рот оставался открытым, и в луче света мне открылся узкий проход. Я осторожно ввел трубку в ее легкие. Затем включил аппарат искусственного дыхания. Сестра обнажила округлый белый живот, продезинфицировала его спиртом и нанесла линию разреза. Накаш, стоявший за дверью в своей маске, похожий на белую мумию, поднял два пальца, раздвинутых буквой «V», и знаком попросил меня расчистить ему поле зрения, чтобы на расстоянии он мог видеть мониторы на анестезиологическом пульте, показывающие состояние тела, которое покинула душа.
Хишин не спешил появиться, подобно дирижеру, ожидающему, пока оркестранты настроят свои инструменты, но когда сестра вошла в операционную, неся рентгеновский аппарат и подключила его к освещенному экрану, я вспотел от волнения, поскольку знал, что Накаш держал мое участие в операции от Хишина в секрете. Он появился не спеша, довольный собой, улыбаясь, что-то тихонько напевая про себя. Розовато-лиловый цвет его халата и маски, который в этой клинике заменял стандартно-зеленый, придавал ему легкомысленный вид, как если бы он разоделся так не для операции, а для чего-то другого. Он остановился и в хорошо разыгранном изумлении воззрился на стоявшего в углу в необычной маске Накаша. А затем его глаза встретились с моими, которые я в это же время не отводил от мониторов.
