— А вы видели эти комбайны, убирающие урожай, милочка? Зрелище чарующее, просто, я бы сказал, завораживающее. Даже несмотря на то, что под них порой попадают чьи-то жены, эти комбайны — изумительные, гениальные машины. Я горжусь тем, что я — американец, стоит мне только подумать про эти комбайны. Даже если бы у нас здесь не началась промышленная революция, мы, янки, все равно до всего докопались бы, не сомневаюсь. Некоторые, правду сказать, считают, что промышленная революция создала больше сложностей, чем решила проблем, — особенно если послушать, как по этому поводу разглагольствует сынок Бетурии Джейн, Кельвин. Конечно, негоже дурно говорить про собственного племянника, но я вам честно скажу: если этот парень не прирожденный большевик, то тогда Господь не создал маленькие зеленые яблочки, а уж я-то точно знаю, что Он их создал. Между прочим, такая вкуснятина, если сахарком посыпать... Но вот во всем этом мире не хватит сахара, чтобы перебить ту оскомину, которую у меня вызывают речи Кельвина. Но что тут поделаешь? Ведь он — единственное дитя моей бесценной покойной сестры Бетурии Джейн, а дети — это благословение Божье. Жаль, так жаль, что нам с моей любимой Люси Кэтлин так и не перепало этого благословения — а я вам уже рассказал, как необычно она отошла в мир иной? Да, такое вам не каждый день расскажут... но на все воля Божья, и на то была Божья воля, и вам даже вот что скажу... Старичок без устали сокрушался по поводу того, что у него и у его жены, которую до срока прибрал с поля жизни Господь, не было собственных детишек — даже большевиком, и тем Бог не одарил, — когда Пиц вдруг в отчаянии прохрипела:
— Прошу прощения, но мне срочно надо в туалет. С этими словами она сорвалась с места и пулей помчалась куда глаза глядят.
Закрывшись в душевой кабинке, она прижалась щекой к холодной стальной стенке и прошептала:
— Что я такого сделала? За что?
А в это самое время Дова как раз попросили пройти в соседнее с пунктом таможенного досмотра служебное помещение и раздеться. Он услышал звук натягиваемой резиновой перчатки и содрогнулся.
«Что я такого сделал? За что?» — в отчаянии подумал он.
Он был не один в своем горе. Заклинания, которые воюющие брат и сестра обрушили друг на друга, были высказаны впопыхах, импульсивно, без предварительной Ограничительной формулы. Невинные прохожие, находившиеся в непосредственной близости от Дова и Пиц на момент произнесения заклинаний, вдруг оказались под действием ослабленных версий тех же самых чар, которые брат с сестрой напустили друг на дружку. Еще никогда в этом аэропорту не снимали с ленты транспортера столько чемоданов, вызвавших подозрение у таможенников, еще никогда такому числу зануд-болтунов не приходило в голову пооткровенничать со своими соседями по залу ожидания или салону самолета и поведать оным всю историю своей жизни.
Относительно того, что за счет заклинания Пиц система безопасности просто озверела, то тут особо сокрушаться не приходилось. Эта система и без всяких мстительных заклинаний кого хочешь могла уморить.
К счастью для международного аэропорта Лос-Анджелеса, его работа разладилась сравнительно ненадолго. У заклинаний братца и сестрицы Богги был, скажем так, не слишком продолжительный период полураспада. Чары продолжали еще некоторое время терзать Дова и Пиц, но они вскоре сообразили, в чем дело, и обезопасили себя с помощью контрзаклинаний, после чего чары перестали мучить ни в чем не повинных людей. К тому времени, когда самолет рейсом на Сиэтл, которым летел Дов, поднялся в воздух, большая часть колдовства развеялась, а уж к тому моменту, когда Пиц подъехала к Безмятежной Обители Непрерывного Подсчета Очков, от чар и вовсе следа не осталось.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Простите, — проговорила Пиц, постучав кончиками пальцев по плечу импозантного молодого человека, который встретил ее в аэропорту. — Я думала, что мы должны встретиться с преподобным Ассорти в Безмятежной Обители Непрерывного Подсчета Очков.
— Угу, — отозвался молодой человек с ослепительной улыбкой. Зубы его так блеснули, что им позавидовал бы самый большой кубик циркония на свете.
Они стояли перед тем самым зданием, которое Дов покинул днем раньше. Все так же сверкали шпили, все так же блестела белоснежная лестница, все так же вспыхивали и гасли неоновые цветы лотоса, а на автостоянке все так же теснились «порше», «мерседесы», «кармен-гиас», «альфа-ромео» и один одинокий «сегвей».
Вот только надпись на вывеске высотой в два этажа изменилась. Теперь она гласила: «ПРИЮТ ДЛЯ ДУШИ. КУПЕЛЬ ЗВЕЗДНОГО ЧАДА».
— Я умею читать, благодарю вас, — сказала Пиц, топнула ногой и указала на пресловутую вывеску. — А тут ни слова не написано ни про безмятежность, ни про обители, ни про подсчет очков, если уж на то пошло — что бы вся эта белиберда ни означала.
— Угу? — Импозантный молодой человек изысканно наклонил голову набок и удержал эту позу, словно бы прислушиваясь к огнестрельному треску затворов далеких фотокамер. — О, — изрек он в конце концов и, кивнув, еще немного постоял так, выдержав еще несколько воображаемых кадров.
Пиц такой ответ не удовлетворил.
— Послушайте, если вы не хотите спросить, как туда доехать, я сама узнаю. Так даже лучше будет. Я просто позвоню преподобному Ассорти, скажу ему, где нахожусь, и он скажет нам, как доехать до его обители.
Она не стала медлить и тут же перешла от слов к делу, чувствуя, что жизнь (а также то время, которое она могла позволить себе провести в Л.-А.) слишком коротка, чтобы дожидаться того сладостного мгновения, когда закончатся мыслительные процессы, результат которых исторгнет утвердительное «угу» из уст ее смазливого провожатого с халвой вместо мозгов. В анналах «Э. Богги, Инк.» значился номер мобильного телефона преподобного Ассорти, и Пиц не постеснялась набрать этот номер.
— Алло, преподобный Ассорти? Это Пиц Богги. Боюсь, мы каким-то образом ухитрились заблудиться по дороге из аэропорта до Безмятежной Обители Непрерывного... О, правда?.. Не может быть... Что вы говорите!.. Неужели... Угу, угу, угу, уже вижу. Вроде бы.
В ее глазах застыло выражение ужаса. Она щурилась, глядя на двухэтажную вывеску, и механически кивала, хотя ее собеседник ее видеть не мог.
Хотя, пожалуй что, мог.
Пиц отвела взгляд от вывески и устремила его на западную башню Приюта-Купели. Преподобный Ассорти с серебристым мобильным телефоном в руке стоял там, радостно взирая на нее сверху вниз, и махал другой рукой.
Вскоре Пиц уже шагала по временно опустевшему святилищу. Здесь произошли кое-какие перемены, но она-то этого заметить никак не могла. Псевдоацтекские занавесы и все красоты джунглей, относившиеся к предыдущей инкарнации помещения, исчезли словно по мановению волшебной палочки. Вместо цветов, лиан, якобы каменного трона и прочей мишуры теперь большую часть святилища занимал здоровенный бассейн с прозрачными стенками, где пара дельфинов плавала, плескалась, кувыркалась, и так далее, и тому подобное.
— Я так рад вашему визиту, моя милая мисс Богги, — проговорил преподобный Ассорти, вышагивая рука об руку с Пиц по широкому, устланному коврами помосту, окружавшему бассейн с дельфинами. — Вы, наверное, знаете о том, что ваш милейший брат Дов тоже совсем недавно побывал здесь, но ему пришлось внезапно нас покинуть. Такая жалость. Понимаете, служба была в самом разгаре, и вдруг меня осенило. Это было настоящее откровение. Голос свыше сказал мне о том, что пришла пора изменить духовную направленность исканий моей паствы. И естественно, я тут же поручил моим верным последователям работу по претворению этого откровения в жизнь. Их труды еще не завершены, и все же нам удалось кое-что устроить так, что через час мы сумеем провести инаугурационную службу. Надеюсь, вам не придется так же спешно исчезнуть, как пришлось вашему брату?
