и так далее.
В этом случае № 1 действительно вставал и зажигал свет, потому что было понятно, что сон уже отступил полностью, – запахи несуществующих, выдуманных воспоминаний свидетельствовали, что перевозбудился.
Вокруг, естественно, не было ни паркета, ни резьбы, ни зеркальных шкафов, а было то, что было. И следовало принимать меры, принимать внутрь – желтых шариков валерьянки горсть, или глотнуть валокордина неплохо, или… Ну, сами понимаете. Конечно же, ничего не помогало, сон исчезал бесследно, а дальше и начинались муки: ну почему же не было этого у меня и почему же не засчитан мне гандикап, ведь у многих было, а у кого не было такого, было другое, не хуже – сибирская деревня, или лагерный барак, или, допустим, настоящая лубочная коммуналка, с велосипедами и корытами по стенам…
У него же позади была пустота.
Так ему казалось.
Не будем ни соглашаться с ним, ни судить его за такое легкомысленное отношение к своей личной истории, просто примем к сведению: такой человек.
И чем же такому человеку заняться в три часа ночи, если не спится, а выдумывать свою неслучившуюся судьбу больше не хочется?
Правильно.
37
Второй стандартный сюжет.
ПОБЕДИТЕЛЬ ПРОЕЗДОМ
Рассказ героя
Вечером я уехал из этого города навсегда.
Не стану утомлять вас деталями, скажу только, что в жизни моей к тому времени в очередной раз исчерпались все возможности ее продолжения. Мне только что сравнялось тридцать четыре года, у меня не было жилья, семьи и каких бы то ни было средств, зато три человека хотели и уже несколько раз пытались меня убить, а еще человек десять им в этом если и не помогали, то сочувствовали. Перспективы были ясны: довольно скоро в одном из проходных дворов, между дровяными сараями или на заброшенной волейбольной площадке вышедший на рассвете бессонный старик обнаружил бы тело крупного мужчины, убитого выстрелом в затылок. Опознание было бы затруднено отсутствием документов и лица, разнесенного в клочья люгеровской пулей на выходе. Вот и все. Рассказывать о причинах, из-за которых меня ожидало именно такое будущее, не могу: во-первых, не только мои секреты, во-вторых, какое значение имеют причины? Так сложилось, виноват был, конечно, больше всего я сам – единственное, что мне всегда удавалось, так это испортить себе существование.
Профессия у меня странная, если это можно назвать профессией: я решаю чужие проблемы.
Например, какой-нибудь человек просит, чтобы в течение некоторого времени я постоянно сопровождал его – он ожидает встречи с другим человеком, при которой обязательно должен быть свидетель. Но его трудность заключается в том, что, если свидетель будет сразу заметен, встреча не произойдет, к нему просто не подойдут. Значит, я должен появиться только тогда, когда все уже началось и вот-вот будет сказано важное. Меня рекомендовали как вполне способного справиться с задачей, и притом за весьма скромное вознаграждение. То и другое – правда. На ключевом слове я спрыгиваю с крыши трансформаторной будки, возле которой назначено свидание. Это больше четырех метров. Но я прихожу на асфальт правильно, ноги вместе, без падения, и тому малому просто некуда деваться, и он отдает моему клиенту то, что принес…
Увы, случайно встречу видит еще и свидетельница, и дальше начинается. Ее держат взаперти на даче, друзья ее любовника – нет, кажется, отца – начинают настоящую войну, чтобы ее освободить… И так далее. Уже рассказывал.
Или, предположим, некая дама преследует бывшего любовника. А его жена, естественно, хочет это преследование прекратить и просит меня что-нибудь сделать, чтобы дама успокоилась. Но мне это дело не нравится: преследовательница – существо несимпатичное и ведет себя отвратительно, однако из этого еще не следует, что я должен переломать ей ноги или изуродовать лицо. Я отказываюсь от такой работы и, хотя знаю людей, которые за это могут взяться, не называю их заказчице. К сожалению, она находит их сама. Они успевают несколько раз довольно сильно ударить бедную бабу, так глупо и неудачно влезшую в чужую налаженную жизнь, прежде чем я добегаю до них от подъезда… Тоже знаете.
А однажды меня разыскал некий господин, у которого возникли сложности столь существенные, что он был вынужден немедленно умереть. Вот о помощи в организации его внезапной смерти он и просил. Естественно, такая работа потребовала множества вещей: брошенного на перилах моста пальто с документами и запиской, нового паспорта, сопровождения в другой город… А потом работодатель отказался выплатить мне оговоренную сумму, пришлось объяснять ему, что он еще не настолько покойник, чтобы смело отказываться от обязательств. Был серьезный конфликт. Об этом я раньше вам не говорил, да и сейчас не хочу…
В общем, нечего удивляться, что такая деятельность кончилась тем, чем кончилась.
На последние деньги я купил билет, сел в ночной поезд и уехал от всей этой плывущей назад вместе с плохо освещенным перроном закончившейся моей жизни.
Ночью за окном вспыхивали синим светом и проносились яркими расплывающимися полосами прожекторы, на станциях орала громкая связь, и ползла следом за поездом зубчатая тень леса на горизонте. В купе было жарко, пахло паровозным дымом, спящими людьми и дорожной едой. Я дремал, просыпался, думал о прошлом и будущем, быстро приходя к всегдашнему заключению, что нет ни того ни другого, и снова дремал.
Положение мое было хорошо своей полной безнадежностью. Из таких обстоятельств выход находится всегда, и всегда хороший, поскольку из нижней точки можно только подняться. К тому же помогает полная свобода действий, ведь в отчаянной ситуации тебя не ограничивает ничто и ничто не пугает.
Так я и дремал, двигаясь все дальше на восток от того города, где жил с рождения и ничего не оставил, уехав.
Я проснулся от грохота дверей, как мне сначала показалось, но почти сразу же понял, что не только откатывающиеся по всему вагону двери меня разбудили. В момент моего выхода из сна ударил пистолетный выстрел, вот что было. В вагоне выстрелили из какого-то мощного оружия, маузера или большого вальтера.
Я открыл глаза. Дверной проем, за которым в коридоре сиял неестественно яркий для ночи свет и торчал черный силуэт, словно мишень в рост. Я знал, что в тех краях, через которые мне предстояло ехать, водятся опасные люди, и представлял, как они выглядят, – в городе об этом ходили слухи. Силуэт соответствовал описаниям: длинный и широкий балахон с капюшоном вроде рыбацкого плаща, в правой руке – поднятый вверх стволом пистолет, по очертаниям офицерский люгер.
Поезд стоял, за окном было тихо и темно. Значит, нас остановили на перегоне.
Вооруженный человек сделал шаг в купе и стащил одеяло с моей соседки. Женщина села и отодвинулась в угол между стенкой и окном. Обеими руками она зажала рот, из глубины ее тела раздавался тихий звук, это был не плач и даже не писк, а как бы скрип, словно что-то в ней медленно и с натугой двигалось. Может, это пряталась, забивалась вместе с нею в угол ее душа.
