— Это невозможно. То, что уже возникло, продолжает существовать вне моей воли. Это как воспоминания. Знаете же, какие они бывают — нипочем не забудешь, особенно если хочешь забыть.
Ассистентка, не согласная с моим ответом, гнула свое:
— Например, мне тоже под силу процесс общей символизации сказанных вами слов?
— Думаю, да.
— Если я, — вставил свое слово ведущий, — например буду каждый день, каждый раз повторять слово «общий», значит, у меня на спине когда-нибудь может возникнуть общая фигура?
— Пожалуй.
— Получается, осуществляется общая символизация слова «общий»?
— Именно так. — От прямых попаданий софитов у меня разболелась голова.
— Кстати, а как выглядит это самое «общее»?
— Не знаю, — ответил я. — Эта проблема превышает силу моего воображения. С меня хватает бедной тетушки на спине.
Разумеется, все в мире — буффонада. Кто может этого избежать? От ярко освещенного павильона телестудии до шалаша отшельника в глубине мрачного леса, — все неизменно. И я с бедной тетушкой на спине продолжаю свой путь в этом мире. Разумеется, в этом мире буффонады я — редкостный клоун. Еще бы — ведь у меня на спине бедная тетушка. Видимо, права была та девушка со своей стойкой для зонтиков. Может, тогда бы люди приняли меня в свой круг. Я бы раз в две недели перекрашивал стойку, появлялся бы на вечеринках.
— Привет! Что, на этой неделе стойка розовая? — спрашивает некто.
— Да, — отвечаю я. — Всю неделю настроение — в розовых тонах.
Глядишь, ко мне бы приставали молодые симпатичные девушки:
— Послушай, твоя стойка — такая милашка!
Для них было бы прекрасным переживанием — нырнуть в постель с парнем, таскающим за спиной розовую стойку для зонтиков.
Но, к сожалению, таскал я не стойку, а бедную тетушку. Со временем интерес людей ко мне и моей тетушке на спине поубавился. И в конце концов, оставив по себе лишь каплю злости, исчез напрочь. В результате (как говорила моя подруга) бедная тетушка не волнует никого. Легкая начальная заинтересованность изжила себя и растворилась бесследно. Осталась лишь тишина — как на морском дне. Но такая тишина, будто я и бедная тетушка слились в единое целое.
3
— Смотрела по телевизору твою программу, — сказала подруга.
Мы сидели на берегу того же пруда. Встретились спустя три месяца. Начиналась осень.
— Похоже, ты был уставший.
— Верно.
— На тебя не похоже.
Я кивнул.
Она вновь и вновь пыталась аккуратно сложить мягкую ветровку.
— Похоже, у тебя за спиной была бедная тетушка?
— Похоже.
— Ну?.. И как?
— Как у арбуза, упавшего на дно колодца.
Она засмеялась, поглаживая аккуратно сложенную на коленях ветровку, словно кошку.
— Что-нибудь понял в ней?
— Немного.
— И что, сколько-нибудь написал?
— Нет. Нисколько. Может, больше не напишу никогда.
— Слабо?!
— Сдается мне, нет никакого смысла писать. Если окажется так, как ты когда-то говорила: мол, меня ничего не спасет.
Она молчала, закусив губы.
— Постой, спроси меня о чем-нибудь. Может, я тебе хоть немного пригожусь.
— Как авторитет по бедным тетушкам?
— Да.
Мне потребовалось время, чтобы сообразить, с чего начать.
— Иногда я думаю: какие люди становятся бедными тетушками? — сказал я. — Они такие с рождения? Или бедно-тетушковая ситуация на улице широко раскрывает пасть, как личинка муравьиного льва, и заглатывает прохожих, превращая их в бедных тетушек до мозга костей.
— Я думаю, это одно и то же.
— В смысле — одно и то же?
— В смысле, у бедных тетушек было их бедно-тетушкинское детство — а может даже, и юность. А может, и не было ничего. Но это без разницы. Мир могут переполнять миллионы разных причин. Миллион причин Для того, чтобы жить, миллион причин — чтобы умереть. Сколько будет стоить их горсть? Но тебе ведь нужны не они, верно?
— Точно, — ответил я.
— Она существует. Только и всего. Другое дело, воспринимаешь ты ее или нет.
Мы молча продолжали сидеть на берегу пруда, почти не шевелясь. Прозрачные осенние лучи обнимали ее профиль.
— Ты не спрашиваешь, что я вижу у тебя на спине?
— И что ты видишь у меня на спине?
— Ничего, — рассмеялась она. — Я вижу только тебя.
— Спасибо, — сказал я.
Разумеется, время выхолащивает всех людей в равной степени. Подобно тому кучеру, что хлещет старую клячу, пока та не сдохнет посреди дороги. Но удары, видимо, слабы, потому что мало кто замечает, что его хлещут. Но даже при этом мы своими глазами можем видеть сквозь, можно сказать, стеклянное окно аквариума безобразие того момента, что именуется «бедной тетушкой». В этом жутко тесном стеклянном ящике бедную тетушку иногда выжимали как лимон. Теперь из нее больше не выжмешь и капли.
Меня привлекает вот такая ее идеальность.
Действительно — больше ни единой капли!
Идеальность, как скованный в леднике труп, присаживается сверху на ядро существа тетушки. Замечательный ледник — будто из нержавеющей стали. Растопить такой под силу лишь солнцу... через тысячи лет. Но на столько бедной тетушкл не хватит. Поэтому она будет жить вместе с этой своей идеальностью, и вместе с нею умрет. Вместе с идеальностью ее и похоронят.
Идеальность в земле — и тетка.
Пойдем дальше. Допустим, через тысячи лет ледник растает и идеальность, словно бы взломав снизу надгробную плиту, вырвется на поверхность. К тому времени все изменится до неузнаваемости, но достаточно, чтобы сохранилась хотя бы церемония бракосочетания. Идеальность, оставленная бедной тетушкой, получит приглашение занять свое место и, в великолепной манере разделавшись с праздничным обедом, встанет, и произнесет душевную поздравительную речь.
Ладно, хватит об этом. Как-никак это случится в 11980 году.
4
Бедная тетушка оторвалась от моей спины в конце осени.
Вспомнила о делах, которые нужно закончить до прихода зимы. Я сел вместе с ней в пригородную электричку. В рабочее время пассажиров в них можно сосчитать по пальцам. Я давно не выбирался из города, и поэтому не отрываясь разглядывал пейзажи за окном. Воздух был чистым, горы неестественно голубыми. На некоторых деревьях вдоль дороги висели красные плоды.
