— У телевизора есть одно прекрасное свойство, — подумав, произнес он. — Его всегда можно выключить.
— Лучше уж тогда не включать вовсе.
— Брось! — радостно засмеялся он. — Я и так человек добрый.
— Похоже на то.
— Ну что, хватит? — спросил он и нажал кнопку. Экран мгновенно погас. В комнате повисла тишина. За окном в зданиях зажигались огоньки.
Еще минут пять мы молча пили виски. Опять раздался звонок. На этот раз он сделал вид, что не заметил. А когда телефон наконец умолк, он, словно вспомнив, опять включил телевизор. Моментально вернулось изображение: комментатор, скользя указкой по графику за спиной, продолжал говорить об изменениях цен на нефть.
— Он даже не заметил, что мы на пять минут выключали телевизор.
— Ну, это...
— Почему?
Думать было лень. Я покачал головой.
— В момент, когда погас экран, чье-то существо свелось к нулю. Наше или его.
— Есть и другая мысль.
— И это правильно. Есть целый миллион разных мыслей. В Индии растут пальмы, в Венесуэле политических преступников сбрасывают с вертолета.
— Ну так.
— Не хочется судить о людях, — сказал он. — Но в мире есть смерти без похорон. Есть смерти без запаха.
Я молча кивнул. Затем потрогал пальцами зеленые листья молочая.
— Уже Рождество.
— А у меня есть шампанское, — серьезно сказал он. — Привезли из Франции. Дорогое. Будешь?
— Для какой-нибудь девушки?
Он достал охлажденную бутылку, два чистых фужера и поставил на стол.
— Разве не знаешь? — сказал он. — У шампанского нет назначения. Есть только время, когда необходимо откупорить пробку.
— Вот как?
Мы открыли бутылку.
И продолжили разговор о парижском зоопарке и его обитателях.
* * *
В конце года устроили вечеринку. В новогоднюю ночь арендовали небольшой бар на Роппонги. Играло неплохое фортепьянное трио, подавали вкусную еду и выпивку. Знакомых почти не было, напряга тоже, поэтому можно было рассеянно сидеть в укромном уголке.
Конечно, меня кому-то представили. Рад познакомиться. Да, так. Вполне. Да, что-то в этом духе. Хорошо, если все получится, и т.д., и т.п. Я, весело улыбаясь, нашел повод отлучиться, и прихватив виски со льдом, вернулся в угол. Там я сидел и думал о странах Южной Америки и их столицах.
Однако в ту ночь ко мне подошла одна из тех, кому меня представляли.
— Я сама попросила, чтобы нас познакомили.
Она была не такой красавицей, чтобы привлекать взгляд, но очень приличной девушкой. Хорошо смотрелась в голубом шелковом платье не самого дешевого покроя. Года тридцать два. Могла бы при желании выглядеть моложе, но сама считала, что ей это не нужно. На пальцах три кольца, в уголках рта покоилась легкая, как летние сумерки, улыбка.
Я не знал, о чем заговорить, поэтому просто сидел напротив и улыбался в ответ.
— Вы так похожи на одного моего знакомого.
— Вот как? — удивился я.
Так я в студенчестве сам девчонок прибалтывал. Только не похоже, чтобы она пользовалась такими уловками.
— И лицом, и со спины, и выражением лица, и манерой речи — все на удивление совпадает. Я наблюдала за вами с тех пор, как вы сюда пришли.
— Интересно было бы с ним встретиться, раз уж мы так похожи, — ответил я. И эту фразу я где-то уже слышал.
— Правда?
— Да, немного даже страшно.
Ее улыбка на мгновенье стала глубже — и опять вернулась на место.
— Невозможно. Он умер лет пять назад. Было ему тогда, примерно как вам сейчас.
— Вот как?
— Я его убила.
Фортепьянное трио закончило отделение, удостоившись лишь редких аплодисментов.
— Вижу, разговор у вас складывается, — сказала подошедшая к нам хостесса.
— Да.
— Вот уже да, — подхватила моя собеседница.
— Можете заказать мелодию, — сказала хостесса.
— Нет, спасибо. Достаточно того, что играют. А вам?
— Мне тоже.
Хостесса улыбнулась и перешла к другому столу.
— Любите музыку? — спросила моя новая знакомая.
— Если она хороша и звучит в хорошем мире.
— В хорошем мире нет хорошей музыки. Воздух в хорошем мире не колеблется.
— Вот как?
— Видели фильм, где Уоррен Битти играл пианиста из ночного клуба?
— Нет, не видел.
— А Элизабет Тэйлор приходит в этот клуб, вся такая бедная и трагичная.
— А-а.
— Так вот, Уоррен Битти спрашивает Элизабет Тэйлор, что ей сыграть?
— Ну и как, — спросил я, — что-нибудь заказала?
— Не помню. Фильм очень старый
[10]
. — Сверкая кольцами, она пила виски с содовой. — Нет, только не на заказ. Жуткое настроение. Как с книгой, взятой в библиотеке, — не успеешь начать, а уже думаешь о концовке.
Она взяла сигарету, я чиркнул спичкой.
— Итак, — сказала она, — мы говорили о сильно похожем на вас человеке.
— Как вы его убили?
— Засунула в пчелиный улей.
— Врете.
— Вру, — созналась она. Вместо вздоха я отхлебнул виски.
— Разумеется, убийство не противозаконное, — сказала она. — И при этом — не нравственное.
— Не противозаконное, не нравственное... — Настроения не было. Я попробовал все это обобщить. — Но убили же его вы?
— Да, — весело согласилась она. — Очень похожего на вас человека.
Группа заиграла мелодию. Такую старую, что я даже не смог вспомнить названия.
— Потребовалось меньше пяти секунд, — продолжала она, — чтобы убить.
Повисла тишина. Казалось, моя новая знакомая этой тишиной наслаждается.
— Приходилось думать о свободе? — спросила она
— Иногда. А почему вас это интересует?
— Можете нарисовать маргаритку?
— Пожалуй... Совсем как тест на интеллект?
— Близко к тому. — И она рассмеялась.
— Ну и как, я прошел?
— Да, — ответила она.
