— Но пока он добрался до вершины холма, тело девушки уже изъели мухи? — спросил товарищ.
— В каком-то смысле, — ответила она.
— В каком-то смысле — печальная история: быть в каком-то смысле съеденным мухами.
— Ну да, — сказала она и засмеялась.
— Не думаю я, что эта жестокая мрачная история порадует твоих школьных сестер.
Она училась в миссионерском женском лицее.
— А я считаю, что очень интересно. — Я впервые раскрыл рот. — В смысле — сама сцена.
Она повернулась ко мне и дружелюбно улыбнулась.
— Фу-у, — опять повторил товарищ.
Брат вернулся в двадцать минут первого. С пакетом лекарств и таким лицом, словно не мог сфокусировать взгляд. Прошло некоторое время, пока он, стоя у входа в столовую, нашел глазами мой столик. Брат шагал неуклюже, будто не в силах держать равновесие. Усевшись напротив, он глубоко вздохнул.
— Ну как? — поинтересовался я.
— Да, это… — начал было он.
Я ждал в надежде, что он заговорит, но разговор так и не начинался.
— Есть хочешь? Брат молча кивнул.
— Здесь поедим или где-нибудь в городе? Немного поколебавшись, он окинул взглядом помещение.
— Давай здесь.
Я подозвал официантку и заказал два комплекса. Брат хотел пить и попросил себе колу. Пока несли еду, он молча разглядывал вид за окном: море и аллею дзелькв, теннисный корт и поливалки, козу и кроликов. Он направил левое ухо в мою сторону, но я так и не заговорил.
Прошло немало времени, пока принесли обед. Я очень хотел пива, но в больничных столовых пиво не подают. Делать нечего — я вытащил из подставки зубочистку и привел в порядок заусенцы. За соседним столом приличного вида пара средних лет, поедая спагетти, разговаривала о раке легких у одного из своих знакомых. Как он проснулся однажды утром и стал отхаркивать кровью, как ему вставили в артерию трубку — вот такой разговор. Жена спрашивала, а муж пояснял ей, что рак в определенном смысле сконцентрировал цель жизни этого человека.
В комплекс входили шницель и жареная белая рыба, а вдобавок к ним — салат, булочка и суп в чашке. Сидя друг напротив друга, мы молча все это ели: пили суп, отщипывали хлеб, намазывали масло, накалывали вилкой салат, резали шницель ножом, накручивали и отправляли в рот гарнир из спагетти. Все это время соседи-супруги продолжали говорить о раке. Муж оживленно объяснял, почему в последнее время увеличилось число онкологических больных.
— Который час? — спросил брат.
Я согнул руку в локте и посмотрел на дисплей. Затем проглотил кусок булочки.
— Без двадцати час.
— Уже без двадцати час, — повторил он.
— Похоже, они не понимают, в чем дело, — сказал брат. — В смысле, почему я не слышу. Говорят, видимых отклонений нет.
— Да ну.
— Разумеется, сегодня первый прием — сделали только основные анализы. Подробные результаты будут позже… Сдается мне, лечение затянется.
Я кивнул.
— Врачи все одинаковы. В какую больницу ни приди. Как чего не знают — списывают на других людей. Осматривают ушную раковину, делают рентген, замеряют реакцию, считывают волны мозга, и если ничего не находят, валят все на меня. Мол, в ухе изъянов нет, изъяны во мне самом. Дурдом какой-то. В конце концов начинают еще меня упрекать.
— Но ты ведь на самом деле не слышишь?
— Ага, — кивнул он. — Конечно, не слышу. Я не вру. Брат смотрел на меня, слегка склонив голову. Похоже, сомнения в нем его самого не трогали.
Мы сидели на лавке и ждали автобус. По расписанию он должен был прийти минут через пятнадцать. Дорога вела под горку, и я предложил пройти пешком пару остановок, но брат сказал, что будет ждать здесь. Мол, все равно садиться в один и тот же автобус. Что ж, резонно. Поблизости был алкогольный магазин, и я отправил брата за пивом. Тот опять купил себе колу. По-прежнему стояла хорошая погода, по-прежнему дул свежий майский ветер. У меня пронеслась мысль: что если закрыть глаза, хлопнуть в ладоши, открыть глаза — и все совершенно изменится. Причина тут — ветер, который, помимо разных ощущений на коже, еще и как-то странно шаркал по ней, будто напильником. Дело в том, что у меня такие ощущения бывали и раньше.
— А ты как считаешь? Что ухо то слышит, то не слышит — это на нервной почве? — спросил брат.
— Не знаю.
— Я тоже.
Пока брат теребил лежавший на коленях пакет с лекарствами, я потягивал пиво из поллитровой банки.
— А как это — когда перестаешь слышать? — поинтересовался я.
— Например, когда сбивается настройка радиостанции. Волны то вверх, то вниз. Звук слабеет, а затем пропадает вовсе. Спустя время волна возвращается и становится слышно, но все-таки не так, как у людей здоровых.
— Да, нелегко тебе.
— В смысле, что ухо перестает слышать?
— И это, и другое…
— Правда, я сам это не ощущаю. Нелегко там, или как. Куда больше хлопот от всяких неожиданностей, которые напрямую с глухотой не связаны. Поразительные вещи бывают.
— А-а.
— С такими ушами, как у меня, так или иначе начнешь всему удивляться.
— Ну.
— Не кажется тебе, что это уже смахивает на хвастовство? — спросил брат.
— С чего бы?
Брат опять задумался и потрепал бумажный пакет. Я вылил остаток пива в канаву.
— Ты видел фильм Джона Форда «Форт Апач»? — неожиданно спросил он.
— Нет, — ответил я.
— А я смотрел недавно по телевизору. Классный фильм!
— А-а.
Мы видели, как из ворот больницы выехала зеленая спортивная иномарка, повернула направо и покатила вниз по склону. Внутри сидел мужчина средних лет. Машина сияла под лучами солнца и походила на гигантское насекомое. Я курил, размышляя о раке. Затем — о сконцентрированной цели жизни.
— Кстати, о фильме… — начал брат. — Ну?
— Там в начале фильма в форт на Диком Западе приезжает известный генерал. С инспекцией или чем-то еще. Его встречает бывалый штабс-капитан, которого играет Джон Уэйн. Генерач приехал с Востока и обстановку на Западе толком не знает. В смысле, про индейцев, что они подняли вокруг форта восстание.
— И что?
— Так вот, приезжает этот генерал. Джон Уэйн его встречает и говорит: «Добро пожаловать в Рио-Гранде». А генерал ему: «По пути сюда я видел нескольких индейцев. Нужно быть внимательней». На что Джон Уэйн отвечает: «Все в порядке, сэр. Вы заметили индейцев? Считайте, что их там нет!» Я точно не помню его слов, но примерно так. Ты не знаешь, что это значит? Я поперхнулся дымом и закашлялся.
— Наверное, то, что видно обычным глазом, не столь важно…