Фея продолжала танцевать, я — есть виноград. Солнце клонилось к горизонту, просторы окутывала тень леса. Огромная черная бабочка размером с птицу пересекла поляну и скрылась в его лоне. Похолодало. Я понял, что нужно прощаться.
— Тебе, кажется, пора? — спросил я фею. Она прекратила танцевать и молча кивнула.
— Спасибо за танец, очень понравилось.
— Да ладно…
— Возможно, мы больше не увидимся. Будь счастлива.
— Да нет, — покачала головой фея.
— Что значит — нет?
— Так получится, что вы опять придете сюда. Придете, поселитесь в лесу и будете танцевать со мной каждый божий день. Со временем научитесь танцевать весьма прилично.
Фея вновь щелкнула пальцами.
— С чего это я буду здесь селиться и танцевать с тобой? — удивленно спросил я.
— Видимо, судьба, — ответила фея. — Ее изменить никому не под силу. Выходит, мы когда-нибудь встретимся вновь.
Сказав это, она пристально посмотрела мне в лицо. Темнота, будто ночная вода, постепенно скрывала ее тело.
— До встречи, — сказала она, повернулась ко мне спиной и опять начала танцевать — наедине с собой.
Открываю глаза — один. Лежу на животе, весь в испарине. За окном летают птицы, но на обычных птиц они не похожи.
Я тщательно умылся, побрился, поджарил в тостере хлеб и сварил кофе. Затем дал кошке еды, поменял песок в ее туалете, повязал галстук и обулся. На автобусе поехал на завод. Там мы делаем слонов.
Разумеется, сразу слона не сделаешь, поэтому завод делился на несколько цехов, и за каждым был закреплен определенный цвет. В этом месяце меня направили в цех, отвечавший за уши, и я работал в здании с желтым потолком и колоннами. Шлем и брюки — такого же цвета. Последнее время я занимался слоновьими ушами. А в прошлом месяце я — в зеленом шлеме и брюках — корпел в зеленом цехе над головами.
Работа над головой — не из легких. Тут и впрямь начинаешь осознавать важность порученного дела. В сравнении с этим уши — халява. Делов-то: раскатать тонкую лепешку да нанести на нее морщины. Мы называем перевод в ушной цех «ушным отпуском». Отдохнув с месячишко на ушах, следующим будет назначение в цех хоботов. Создание хоботов — процесс тонкий, отнимает немало сил. Не будет хобот гибким, не будет прямым отверстие, готовый слон может разозлиться и впасть в буйство. Изготовление хоботов требует крепких нервов.
Сразу же оговорюсь: мы создаем слонов не на пустом месте. Если быть точным, мы их «приумножаем». Поймав одну особь, отчленяем от тела уши, хобот, голову, лапы и хвост и путем аккуратных подгонок выдаем уже пять слонов. Таким образом, каждый вновь образованный слон лишь на /5 часть настоящий, а остальные 4/5 — подделка. Но этого не замечают ни окружающие, ни сами слоны, так ловко у нас все выходит.
Зачем нужно искусственно создавать — или приумножать — слонов? Затем, что мы по сравнению с ними очень суетливы. Оставь это все на произвол природы — и слоны будут рожать лишь одного слоненка в 4–5 лет. Мы, конечно же, их очень любим, но когда наблюдаем за их привычками и поведением, начинаем сердиться. Вот и решили приумножать слонов собственными силами.
Приумноженные слоны во избежание злоупотреблений прежде всего приобретаются корпорацией по снабжению слонами, где под жестким контролем проходят двухнедельную проверку способностей. Затем им ставят на подошву клеймо корпорации и отпускают в джунгли. Обычно мы создаем за неделю по пятнадцать особей. И хотя перед Рождеством, используя весь ресурс оборудования, можем доводить выпуск до двадцати пяти, лично я считаю, что пятнадцать — самое оптимальное количество.
Как я уже говорил, цех по производству ушей — самое нетрудоемкое место во всем технологическом процессе. Не требуется ни особых усилий, ни тонких нервов, ни сложных механизмов. Даже объем работ — и тот незначителен. Можно не спеша ковыряться весь день, или выполнить всю норму до обеда, а потом бить баклуши.
Мы с напарником — не из тех, кто работает спустя рукава. Поработав ударно до обеда, после перерыва болтаем на разные темы, читаем книжки, занимаемся своими делами. В тот полдень мы тоже развесили на стене десяток ушей, на которые оставалось лишь нанести морщины, и, развалившись на полу, грелись на солнышке.
Я рассказывал об увиденной во сне танцуюшей фее. Я от начала и до конца отчетливо помнил сон и без всякого стеснения делился с напарником всем, вплоть до мелочей. Где не хватало слов, натурально тряс головой, размахивал руками, двигал ногами. Напарник, потягивая чай, внимательно слушал. Он старше меня на пять лет, мощного телосложения, с густой бородой и молчаливый. Еще у него есть привычка думать, скрестив руки на груди. Может, из-за выражения лица на первый взгляд он кажется гигантом мысли, хотя на самом деле все далеко не так. В большинстве случаев он уже вскоре резко выпрямляется и как отрезает: «Однако!»
Вот и на этот раз, дослушав мою историю, он глубоко задумался, да так надолго, что мне пришлось, коротая время, вытирать тряпкой панель электромехов. Но вскоре он, как обычно, резко выпрямился и произнес:
— Фея, танцующая фея… однако!
Я тоже по обыкновению не требовал от него конкретного ответа, поэтому особо не расстроился. Вернул электромеха на прежнее место и принялся за остывший чай.
Но мой напарник, на редкость изменяя себе, продолжил раздумья.
— Что с тобой? — поинтересовался я.
— Кажется, я где-то и раньше слышал эту историю про фею.
— Да ну? — с удивлением воскликнул я.
— Помню, что слышал, — вот только где?
— Попробуй вспомнить, а?
— Угу, — лишь обронил он и опять надолго задумался.
Вспомнил он через три часа — дело шло к вечеру, пора было расходиться по домам.
— Так-так! — воскликнул он. — Насилу вспомнил.
— Молодчина!
— Знаешь старика Уэо из шестого технологического?.. Ну, у него седые волосы до самых плеч… Такой беззубый… Еще говорил, что пришел на завод до революции.
— Ну?
Этот старик вполне мог видеть ее в кабаках.
— Помнится, он давненько уже рассказывал мне похожую историю. О танцующей фее. Я-то всерьез не воспринимал — думал, старческие байки. Но послушал тебя и понял, что он не заливал.
— О чем он говорил? — поинтересовался я.
— Так… о чем… старая это история, — вымолвил напарник, скрестил руки и опять задумался. Но больше ничего вспомнить не сумел.
Вскоре он выпрямился и сказал:
— Нет, не припомню. Лучше тебе встретиться со стариком самому. Выслушать все собственными ушами.
Так я и решил.
Сразу после сигнала об окончании рабочего дня я направился на шестой участок, но старика и след простыл. Там подметали пол только две девушки. Та, что постройнее, подсказала, что можно поискать его в старом кабаке. Я поспешил в кабак; старик действительно оказался там. Сидя за стойкой бара на высоком табурете, старик, широко расставив локти, пил сакэ. Рядом лежала кошелка с его ужином.
