– Выходит, революция произошла сразу после того, как фея попала во дворец?
– Выходит, так. Через год, – ответил старик и смачно отрыгнул.
– Ничего не понимаю. Только что вы предупреждали, что не можете упоминать о ней на людях. С чего бы это? Или есть какая-нибудь связь между феей и революцией?
– Ну-у, этого я и сам не знаю. Одно известно точно – революционная армия лихорадочно искала эту самую фею. Много с тех пор прошло времени, революция стала историей, а они по сей день ее ищут. Но при этом я в самом деле не знаю, какая связь между феей и революцией. Ходят только слухи.
– Какие слухи?
Старик нерешительно глянул на меня.
– Слухи – в конце концов, они и есть слухи. Правду не знает никто. А по слухам, фея применяла во дворце нечистую силу. Некоторые считают, что из-за этого революция и свершилась. Вот все, что я о ней знаю. Больше ничего.
Старик глубоко выдохнул и залпом опрокинул стакан розоватого пойла. Жидкость потекла по краям губ и закапала на обвисшую рубаху.
Больше мне фея не снилась.
Каждый день я ходил на работу, продолжал ваять уши. Размягчив на пару материал, я прессовал, кроил, вставлял, доводя ушную массу до пятикратного объема, затем, высушив, наводил морщины. В обеденный перерыв ел с напарником бэнто
[8]
и разговаривал о новеньких – молоденьких девушках с восьмого технологического участка.
На заводе слонов работало изрядное количество женщин. Они в основном занимались сращиванием нервов, шитьем и уборкой. В свободное время мы разговаривали.
О девчонках. Те, в свою очередь, – о нас.
– Редкостная красавица, – восхищался напарник. – Все с нее глаз не сводят. Но она им пока не по зубам.
– Что, и впрямь такая красавица? – подозрительно переспросил я. Не впервой, когда я, наслушавшись всякого-разного, шел убедиться сам, но ничего стоящего не находил. Судить о внешности по таким слухам – обманчиво.
– Я не вру. Хочешь – сходи прямо сейчас. Все равно бездельничаешь.
Перерыв на обед завершился, но делать нам действительно было нечего, и, придумав подходящую причину, мы решили сходить на восьмой участок. Чтобы попасть туда, необходимо преодолеть длинный тоннель. На входе в тоннель стоял охранник, но он меня знал, а потому пропустил, ничего не сказав.
На выходе из другого конца тоннеля текла река. Вниз по реке располагался цех восьмого участка. И крыша, и труба его были розового цвета – там производили ноги слонов. Я лишь четыре месяца назад работал на этом участке и чувствовал себя здесь как дома. Однако на входе стоял вахтер из новеньких.
– Что нужно? – спросил он.
– У нас закончился нервный кабель, пришли одолжить, – сказал я и откашлялся.
– Странно, – ответил охранник, посматривая на мою униформу. – Какая связь между цехом ушей и нервным кабелем цеха ног?
– Долгая история. Первым делом мы пошли в цех хоботов попросить кабель взаймы там. Но у них лишнего не оказалось. А им, в свою очередь, недоставало кабеля для ног. Вот они и сказали: принесете нужный кабель, дадим вам тонкий. Позвонили сюда, а здесь говорят: есть, приходите. Вот мы и пришли.
– Но я почему-то об этом не слышал.
– Это никуда не годится – скажи своим, чтобы впредь непременно сообщали и тебе.
Вахтер попытался было что-то возразить, но в конце концов нас пропустил.
Восьмой участок, иными словами цех по производству ног, – это пустынное плоско-вытянутое здание. Наполовину под землей, с шуршащим песчаным полом. Поверхность земли – как раз на уровне глаз. Узкие стеклянные окна едва пропускают свет. К потолку прикреплен рельс, по которому ездят, свисая, десятки слоновьих ног. Такое впечатление, что прямо с небес спускается их стадо.
В цехе работало около тридцати мужчин и женщин. Внутри мрачно, к тому же все работали в головных уборах, масках и пылезащитных очках, поэтому разобрать, кто там из них новенькая девушка, возможности не представлялось. Благо здесь же трудился один мой старый приятель, который подсказал:
– Пятнадцатый станок. Насадка ногтей. Но если ты убалтывать, можешь зря не стараться: броня.
– Спасибо, – лишь поблагодарил я.
Девушка за пятнадцатым станком была стройна – совсем как дитя со средневековой гравюры.
– Прошу прощения, – заговорил я. Девушка посмотрела на меня, на униформу, под ноги, и опять на меня. Затем сняла каску и защитные очки. Она действительно была очень красивой. Длинные ниспадающие волосы, глубокие, как море, глаза.
– В чем дело?
– Если будет время, не сходить ли нам завтра вечером на танцы? – попробовал предложить я.
– Завтра вечером я свободна и как раз собиралась идти на танцы – но не с вами.
– С кем-то есть уговор?
– Нет никакого уговора.
Девушка надела каску и очки, подхватила лежавший под рукой ноготь, приставила к лапе и замерила размер.
Ноготь чуть выступал по ширине – тогда она взяла долото и принялась тесать.
– Если нет уговора, пойдем со мной. Поужинаем в одном приятном ресторанчике.
– Нет, спасибо. Я хочу пойти на танцы одна. Хотите танцевать – приходите сами.
– И приду.
– Как вам будет угодно.
Девушка приставила стесанный ноготь к полости на ноге. На этот раз все подошло.
– Неплохо для начинающей, – заметил я.
На это она ничего не ответила.
Той ночью во сне опять явилась фея. Она сидела на бревне посреди лесной поляны и курила. На сей раз не было ни проигрывателя, ни пластинок. После нашей первой встречи она выглядела уставшей и какой-то постаревшей, хотя на родившуюся до революции старуху все равно никак не походила. Самое большее – на два-три года старше меня. Да и кто разберет возраст этих фей.
Делать было нечего, поэтому я несколько раз обошел вокруг нее, посмотрел на небо и только затем присел рядом. Небо было пасмурным, темные облака неслись на запад. Дождь мог хлынуть в любой момент. Пожалуй, фея оставила проигрыватель и пластинки в непромокаемом месте.
– Привет, – кинул я.
– Привет, – ответила она.
– Сегодня не танцуешь?
– Сегодня – нет.
Фея, когда не танцевала, выглядела слабенькой и даже жалкой. Кто бы подумал, что она в свое время имела влияние при дворе?
– Что, нездоровится?
– Да, чувствую себя неважно. В лесу холодно. Поживи здесь один – еще не то начнется.
