— То есть до брака нужно быть девственницей, а выйдя замуж, уже нет необходимости быть невинной, поэтому можно завести связь на стороне с тобой, поэтому она просила тебя подождать до этого времени, так получается?
— Вероятно, так оно и было. Ничего другого на ум не приходит.
— Уникальное воображение, однако вполне рассудительно.
На его губах мелькнула улыбка.
— Именно так, вполне осмысленно.
— Выйти замуж девственницей. Став женой, завести связь. Похоже на старинные французские романы. Балы, служанки, только этого не хватает.
— Но это было единственно реальное решение, до которого она додумалась,— сказал он.
— Бедняга,— сказал я.
Некоторое время он смотрел на меня. А затем медленно кивнул.
— Бедняга. Именно так. Ты точно сказал. Ты понял всю суть.— Он еще раз кивнул.— Сейчас мне это так и видится. Потому что я тоже порядком повзрослел. Но тогда мне совершенно так не казалось. Я был еще совсем ребенком. Я еще не мог понять, что у каждого человека что-то по-своему дрожит внутри. Поэтому я просто удивился. Честно сказать, настолько удивился, что чуть не упал.
— Ничего странного,— сказал я.
Потом мы замолчали на некоторое время, пережевывая грибы.
— Полагаю, нетрудно предугадать,— сказал он несколькими минутами позже,— что в конце концов мы с ней расстались. Никто из нас не предлагал расстаться. Это закончилось, скажем так, естественным образом. Очень спокойно. Наверное, и я, и она просто устали поддерживать и дальше такие отношения. Мне казалось, что она живет, ну, как бы это сказать, не искренне, что ли. Нет, не так. Честно сказать, я чувствовал, что она может жить по-настоящему. Думаю, что меня это немного расстраивало. Девственность, брак — мне казалось, что нужно отбросить эти мысли и просто по-настоящему жить.
— Но я думаю, что у нее не оставалось ничего другого,— сказал я.
Он кивнул.
— Да. Я тоже так думаю.
А затем отрезал кусок от мясистого гриба и отправил в рот.
— Гибкость исчезает. Я это хорошо понимаю. Натягиваешься до предела. У меня тоже был такой шанс. Нас загнали с самого детства. Двигайся вперед, двигайся вперед. Пусть у тебя всего лишь скромные способности, ты двигаешься вперед, как тебе велели. Однако твое собственное формирование не движется в ту же сторону. И в какой-то момент тебя натягивает до предела. Вот такая мораль.
— А с тобой было не так? — спросил я.
— Думаю, что я как-то смог это преодолеть,— сказал он, немного подумав.
А затем положил нож и вилку на стол и вытер рот салфеткой.
— После того как мы расстались, я завел подругу в Токио. Хорошая была девчонка. Какое-то время мы жили вместе. Сказать честно, в наших с ней отношениях не было той сердечной дрожи, как с Фудзисава Ёсико. Но ту девчонку я все-таки очень любил. Мы понимали друг друга и могли общаться очень искренне. У нее я смог научиться тому, что такое человеческая жизнь, какой она обладает красотой и какими слабостями. Я завел себе друзей. Приобрел интерес к политике. Не могу сказать, что мои человеческие качества изменились. Я всегда был человеком реалистического склада и сейчас остался таким же. Я не пишу прозу, а ты не покупаешь мебель. Что-то вроде того. В университете я научился тому, что реализм бывает разный. Мир большой, в нем параллельно существуют разные системы ценностей, нет необходимости во всем быть первым учеником. Так я вышел в мир.
— И преуспел.
— В общем,— сказал он.
А затем несколько смущенно вздохнул. И посмотрел на меня как на соучастника в какой-то интриге.
— По сравнению с моими сверстниками, наверное, у меня значительно больший доход. С практической точки зрения,— сказал он и опять погрузился в молчание.
Я понимал, что рассказ на этом не закончен, поэтому, ничего не говоря, спокойно ожидал продолжения.
— После этого я долго не встречал Фудзисава Ёсико,— продолжил он,— долго. Окончив университет, я устроился в одну торговую фирму. Проработал там почти пять лет. Жил и за границей. Каждый день сплошная работа. Через два года после окончания университета я узнал, что она вышла замуж. Мама мне рассказала. Я не спрашивал за кого. Первое, что я подумал, когда услышал о ее замужестве,— правда ли она оставалась девственницей до свадьбы. Вот что первое пришло в голову. Потом стало немного грустно. А на следующий день еще грустнее. Я почувствовал, что многое пришло к концу. Словно за спиной навечно закрылась дверь. Ну, это естественно. Я же по-настоящему ее любил. Мы с ней встречались около четырех лет. Я ведь, по крайней мере, и о браке с ней думал. Она занимала важное место в моей юности. Естественно, что мне стало грустно. Но в то же время я подумал: хорошо, если она стала счастливой. Правда, так и подумал. Ведь я, как бы сказать, все-таки беспокоился за нее. В ней было что-то хрупкое.
Официант поставил мою тарелку. А затем привез столик с десертами. Я отказался от десерта и заказал кофе.
— Я женился поздно. Мне тогда было уже тридцать два. Поэтому, когда Фудзисава Ёсико позвонила, я еще был холост. Мне, кажется, было тогда двадцать восемь. Выходит, почти десять лет назад. Я ушел из фирмы, в которой работал прежде, и только-только начал свое дело. У отца взял денег под заклад, влез в долги и открыл маленькую фирму. Я взялся за дело, решив, что рынок импортной мебели дальше будет непременно только расти. Однако ведь это с любой вещью так, сначала ничего не идет гладко. Поставки запаздывали, товары оставались нераспроданными, росли цены на складское хранение, возврат долгов поджимал — в то время, сказать по правде, я так устал, что начал терять уверенность в себе. И вот в такой момент она позвонила. Не знаю, откуда она узнала мой номер. В восемь вечера раздался звонок. Я сразу узнал голос Фудзисава Ёсико. Такое ведь не забываешь. Он был таким родным. Я стал слабым, но как же хорошо в трудный момент услышать голос бывшей девушки.
Он внимательно всматривался в поленья в камине, словно силился что-то вспомнить. Оглянувшись, я заметил, что ресторан полон людей. Голоса, смех, бряцанье посуды наполнили это заведение. Похоже, что большинство посетителей были местными. Многие звали официантов по именам: Джузеппе! Паоло!
— Не знаю от кого, но она знала обо мне все от и до. И то, что я холост, и то, что долго работал за границей. И то, что год назад ушел с работы и начал свое дело. Все знала. Все в порядке, ты-то точно справишься. Будь уверен, сказала она мне. У тебя все получится. Не может такого быть, чтобы не получилось. Я был очень рад. Этому нежному голосу. Я смогу, подумал я вновь. Ее голос напомнил о той уверенности, которая у меня была прежде. Я подумал: пока реальность остается реальностью, я обязательно смогу пробиться. Этот мир для меня,— сказал он и рассмеялся.— А затем я спросил ее. Какой у нее муж, есть ли дети, где она живет. У нее не было детей. Сказала, что муж на четыре года старше, работает в телевизионной компании. Директором. Наверное, много работает, сказал я. Много, так, что некогда детей сделать, сказала она. И рассмеялась. Она жила в Токио. В квартире на Синагаве. Я в то время жил в Сироганэдай. Пусть не самые близкие соседи, но всего равно недалеко. Удивительно, сказал я. Вот такой был у нас разговор. Мы рассказали друг другу все, что в такой ситуации скажет пара, встречавшаяся в старших классах. Немного сумбурно, но все равно здорово. В результате мы поговорили, как старые друзья, которые когда-то давно расстались и разошлись разными дорогами. Я давно не разговаривал так искренне. Говорили мы довольно долго. А когда сказали друг другу все, что должны, повисло молчание. Как бы объяснить… такое очень глубокое молчание. Такое молчание, что, если закрыть глаза, всплывают различные образы.
