Повторное нападение на булочную
Я и сейчас не уверен, правильно ли поступил, рассказав жене о нападении на булочную. Хотя в таких вопросах, наверное, критерий «правильно — неправильно» бесполезен. Ведь в нашем мире неправильный выбор порой приводит к правильному результату, а выбор правильный — к результату неудовлетворительному. Можете назвать мою мысль абсурдной, пусть так, но, чтобы этого избежать, мы должны сделать так, чтобы нам не пришлось совершать вообще никакого выбора, как я, собственно говоря, и поступил. Что было, то уже случилось, чего не было, того и не было.
Когда смотришь на вещи с этой точки зрения, может статься, что и расскажешь, ни с того ни с сего, своей жене о нападении на булочную. Ну рассказал и рассказал, да и история, которую повлек за собой этот рассказ, уже случилась. А если она на чей-то взгляд и покажется странной, то я считаю, что причины нужно искать во всей ситуации, сложившейся вокруг нее. Однако, что бы я там ни считал, это ничего не меняет. Ведь это не более чем просто моя точка зрения.
Мой рассказ о нападении на булочную был вызван незначительным происшествием. Я вовсе не вынашивал мысль когда-нибудь рассказать об этом жене, да и случайным рассказом из серии «к слову сказать» это не назовешь. Пока слова «нападение на булочную» не сорвались с моих губ в присутствии жены, я и сам не вспоминал, что когда-то давно ограбил булочную.
Воспоминания о нападении на булочную были вызваны невероятным голодом. Было уже почти два часа ночи. В шесть вечера мы с женой съели легкий ужин, в полдесятого уже юркнули в постель и заснули, а в такой поздний час почему-то одновременно проснулись. А проснувшись, почти сразу ощутили, что на нас напал голод, словно ураган из «Волшебника страны Оз». Такой подавляющий, невероятный голод.
Однако в холодильнике не оказалось ничего, что можно было бы по праву именовать едой. Французская салатная заправка, шесть банок пива, две засохшие луковички, масло и дезодорирующие пластинки, вот и все. Мы поженились всего две недели назад и пока еще не выработали четких общих взглядов насчет питания. Нам и без того предстояло выяснить уйму вещей.
В то время я работал в адвокатской конторе, жена — секретарем в дизайнерской школе. Мне было двадцать восемь или двадцать девять (почему-то всегда забываю, в каком возрасте я женился), а ей меньше на два года и восемь месяцев. Наша жизнь была полна забот и суеты, словно мы были рудокопами в огромной пещере, и поэтому нам как-то и в голову не приходило запастись продуктами заранее.
Мы вылезли из кровати и переместились на кухню. Не оставалось ничего иного, как просто сесть за стол друг напротив друга. Ведь мы были так голодны, и о том, чтобы заснуть, не было и речи, а просто лежать в кровати было невыносимо, поэтому мы встали, но голод не позволял нам ничем заняться. Сложно представить, почему вдруг возникло такое острое чувство голода.
Мы с женой поочередно открывали дверцу холодильника, возлагая на него последнюю надежду, однако, сколько бы раз мы его ни проверяли, содержимое не менялось. Пиво, лук, масло, салатная заправка, дезодорирующие пластинки. Конечно, можно было бы поджарить лук на масле, но эти две ссохшиеся луковички вряд ли смогли бы наполнить голодные желудки. Ведь лук едят вместе с чем-то, да и не тот это продукт, чтобы утолить голод.
— А как насчет пластинок от запаха, поджаренных а-ля франсез? — предложил я в шутку, но, как и следовало предположить, ответом мне было ледяное молчание.
— Давай прокатимся на машине, поищем круглосуточную закусочную, — сказал я. — Поедем по автостраде, наверняка там что-нибудь найдется.
Однако жена отказалась от моего предложения. Ей не нравилась сама идея выходить из дому, чтобы поесть.
— Что-то есть неправильное в том, чтобы выходить из дому в поисках еды после двенадцати ночи, — сказала она.
В таких вещах она исключительно старомодна.
— Да, наверное, — выдавил я из себя со вздохом.
Может, в начале супружеской жизни такое случается со всеми, но подобные заявления со стороны жены казались мне настоящим откровением. Вот и сейчас, услышав ее слова, я проникся чувством, что мы испытываем какой-то особый голод, который не утолишь так просто в каком-нибудь круглосуточном ресторане на автостраде.
А что такое особый голод?
Я могу описать его как некий образ.
Раз. Я плыву по спокойному морю на маленькой лодке. Два. Смотрю вниз и вижу на морском дне верхушку вулкана. Три. Расстояние от поверхности поды до вершины вулкана кажется незначительным, однако сложно сказать, так ли это. Четыре. Вода слишком прозрачная, и ощущение расстояния может оказаться обманчивым.
Вот примерно такой образ задержался в моей голове на две-три секунды в паузе между словами жены о том, что она не хочет ехать в круглосуточную закусочную, и моим согласием «наверное». Конечно, я не Зигмунд Фрейд и не могу точно проанализировать, какой смысл нес в себе этот образ, но интуитивно сумел понять, что этот образ — из разряда откровений. Именно поэтому я, хотя голод был таким из ряда вон сильным, полумашинально согласился с ее решением (а может, декларацией) не выходить из дома ради того, чтобы поесть.
Нам ничего не оставалось, как открыть банки с пивом. Потому что пить пиво гораздо лучше, чем есть лук. Жена не особенно жалует пиво, поэтому я выпил четыре банки из шести, а она оставшиеся две. Пока я пил пиво, она, словно белка в ноябре, рыскала по кухонным полкам и на дне одного пакета нашла четыре песочных печенья. Остаток от основы для торта-мороженого, они отсырели и стали совсем мягкими, однако мы поделили их поровну и тщательно пережевали.
Однако, к сожалению, ни пиво, ни песочное печенье не оставили и следа в наших желудках, охваченных голодом — бескрайним, как Синайский полуостров, когда смотришь на него сверху. Они просто пронеслись мимо, как часть невыразительного пейзажа за окном.
Мы читали надписи на алюминиевых пивных банках, то и дело посматривая на часы, бросали взгляды на дверцы холодильника, скользили глазами по страницам вчерашней вечерней газеты, краешком открытки собирали крошки печенья со стола. Время было темным и тяжелым, словно свинцовое грузило в рыбьем брюхе.
— Впервые так есть хочется, — сказала жена. — Интересно, связано ли это как-нибудь с нашей женитьбой?
Я ответил, что не знаю. Может, связано, а может, нет.
Пока жена вновь обшаривала кухню в поисках какого-нибудь съедобного кусочка, я свесился с лодки и посмотрел вниз, на вершину подводного вулкана. Прозрачность воды вокруг лодки вызывала во мне острое ощущение незащищенности. Казалось, что глубоко в желудке разверзлась огромная пещера. Ни входа, ни выхода, просто пещера. Это странное ощущение отсутствия внутри собственного тела, реальное ощущение того, что «отсутствие» существует, чем-то напоминало паралич от страха, когда забираешься на самую макушку высокого шпиля. Для меня стало открытием, что голод и боязнь высоты в чем-то схожи.
