Девочка сидела впереди, и ей казалось, что она летит по океану совсем одна. Только чайки и, наверное, рыбы, если они посмотрят вверх, могут видеть ее удивительный полет.
Каноэ ударялось о волны, переваливаясь с боку на бок. Девочка держалась крепко, ей было не страшно, а очень смешно, и соленые брызги летели в хохочущий рот.
На повороте каноэ дернулось влево, развернулось на волне, потеряло скорость и, опустившись на воду, рвануло с удвоенной силой. Подружка, сидевшая за девочкой, громко завизжала, звук, не торопясь, долетел до скутера, парень повернулся в сторону девочек, чуть заметно кивнул и сбавил скорость. Каноэ затормозило и снова подпрыгнуло, девочка зажмурилась, всем телом сопротивляясь движению вперед, подружку мотнуло, и ее голова, расслабленно двигаясь вперед, наткнулась на затылок девочки. Удар получился откуда-то снизу. Под бугорок основания черепа. Перед глазами вспыхнуло белым, и девочке показалось, что она услышала екающий звук. Он шел изнутри головы. Она сразу ослабела.
Когда выходили из воды, у нее кружилась голова. Вечером поднялась температура. Все решили, что девочка перегрелась на солнце. Она чувствовала вялость и постоянно вспоминала этот странный головной всхлип.
Она умерла следующим утром, не дожив пяти минут до девяти, когда все стекаются на завтрак.
* * *
Высокая Миссис Ван де Вурде набирала уже третий бельгийский номер. У нее были красные глаза и чуть дрожали руки.
– Извините ради бога! Миссис Мемлинг? Извините, что я вас беспокою!.. Я не могу дозвониться до ваших соседей! А это очень важно!
Она закрыла глаза рукой.
– Мне нужно поговорить с Леей! Ну... Или вообще с сестрами! Что? Да можно и с Лотой! Пожалуйста! Извините ради бога!
Провела рукой по влажному подбородку.
– Что? Да, да... Я подожду! Извините!
Ожидая ответа, миссис Ван де Вурде стала ковырять заусенец на большом пальце. На ней была тонкая блузка, одетая наизнанку. Непричесанные волосы собраны в пучок. Она водила глазами по комнате, но ни на чем не останавливалась, иногда чуть прикусывала нижнюю губу. В холле гостиницы в окнах не было стекол, лишь в проемах висели целлофановые пакеты, наполненные водой, для отпугивания мух. В них искривлялась линия прибоя и ломались стволы пальм.
– Лота?.. Алло?.. Лота? Вы меня слышите?
Миссис Ван де Вурде опять прикусила губу. Сморщила нос, и он тут же покраснел.
– Алло?.. Лота?.. Это миссис Ван де Вурде!..
Она вдруг сильно задрала брови.
– Можно просто Лизи...
КЛАПАН
Вот уже недели две, как похолодало и зарядили бесконечные дожди. За окном мутью расплывался город.
– Сегодня прямо к сердцу подошла... – Бабуля, мелко передвигая негнущиеся ноги, вплыла в кухню.
– Да? – Я отвернулась наконец от унылого пейзажа и достала с полки коробку с лекарствами.
– Да. Вот прямо тут. Встала и будто задумалась – прямо у сердца встала! – печально поджала нижнюю губу.
Я накапала в рюмку с водой пятнадцать капель валокордина и протянула ей. Она зажмурилась, выпила и села на стул.
Появился Лунген – в халате и с маской для глаз, сдвинутой на лоб.
– Стоит... Прямо вот тут стоит! – Бабуля похлопала себя по груди и посмотрела жалостно.
– Сейчас уйдет! – Я сунула рюмку в посудомоечную машину.
– Уйдет, – согласилась она слабым голосом, не веря себе.
– Что стоит? – Лунген посмотрел на меня и на бабулю.
– Кто это? – Бабуля искренно заволновалась.
– Где?
– Кто это вошел?
– А, это?! – Я махнула в сторону Лунгена. – Это новый муж твоей дочери и моей матери – Лунген!
– Алеша?
– Нет, не Алеша. – Я говорила это с явным сожалением.
– А кто такой Алеша?! – Лунген взял кофемолку и насыпал туда зерен.
– Алеша – это мальчик такой.
– Какой такой мальчик?
– Ревнуете?
– Мне по статусу положено.
– Да бросьте, это из детства – причем никто уже не помнит, чьего – бабушкиного, маминого или моего...
– А что у бабули стоит тут? – Лунген тоже похлопал себя по груди.
– Долгая история.
– Готов.
– Что?
– Слушать, – сказал он и включил кофемолку.
Я закатила глаза и налила в чашку с ломтиком лимона кипятка. Лунген прекратил жужжать и опять уставился на меня.
– Челюсть, – просто сказала я.
– Что?
– Что слышали!
– Челюсть, – повторил он и посмотрел на бабулю с уважением.
– Она давно проглотила кусок челюсти... Ну, откололись четыре зуба, она их и проглотила! И уже много лет они по ней ходят... То есть она решила, что они не вышли, а гуляют по ней – вот она их путешествия и чувствует. Сегодня – это встало у самого сердца.
– Понятно. – Лунген залил кофе кипятком и почесал бок.
Я опять закатила глаза. Бабуля сидела и смотрела перед собой, но было понятно, что смотрит она глубоко внутрь.
Лунген дождался, пока на турке выросла коричневая горка пены, выключил огонь – и полез доставать чашки.
– Бабуля, вы кофе будете?
– Кто этот мужчина? Что ему нужно?
– Он предлагает тебе кофе!
– А он кто – доктор?
– Да, бабуля он доктор, психиатр!
– Тогда буду!
Лунген сел напротив бабули и разлил кофе – ей и себе.
– Вы не должны бояться, это в сердце не войдет, – сказал он громко.
– А вы откуда знаете?
– Потому что там клапан!
– Что?
– Клапан односторонний! Вы знаете, что это значит?
– Конечно, знаю!
– Всех выпускать – никого не впускать! Понятно?
– Понятно, конечно!
– Ну вот, так что это туда не войдет.
Бабуля вздохнула, помолчала, но потом заметно повеселела.
– А что ты мне за лекарство дала?
– Сердечное.
– Помогло.
– Хорошо.
– А вы думаете, правильно, что она дала мне сердечное? – Бабуля сдавала меня с легкостью – чужаку.
– Правильно! – Лунген яростно закивал. – Это усилило клапан, а значит, его функцию непропускания...
– Пойду я отдохну... До свидания, Алеша! – Бабуля пошла тяжело, будто прокладывала лыжню.
– Вас, я смотрю, ничего не удивляет, Лунген!
