Молоком с пальца Марсика кормил Костик. Для разнообразия.
— Ну, хоть что-то, — удовлетворенно отметила мама. — Быть может, сумеем скормить ему этим способом и более существенную пищу? Надо попробовать. Ты пока за ним последи — чтобы он с кровати не упал. А я в магазин сбегаю. Посмотрю, что там есть.
Мама купила в магазине консервы для котят. Небольшой пакетик с маленькими мягкими кусочками. Она положила кусочек на палец и поднесла Марсику.
— Котик, смотри, как вкусно! Попробуй!
Марсик понюхал палец и лизнул угощение. Кусочек исчез.
— Смотри, сын, ест! — обрадовалась мама.
Костик тоже обрадовался. После этого мама стала скармливать Марсику кусочки кошачьих консервов и приговаривать: «Этот — за маму. Этот — за папу. Этот — за Гришку. Этот — за Пульку».
За Костика Марсик съел последний кусочек, отвернул морду и показал маме, что прием пищи окончен.
— Треть порции для двухмесячного котенка. Ну, ничего. Все-таки можно затопить печку.
Это бабушка Аня так говорила: поесть — значит, затопить печку. Теперь печка внутри у Марсика теплилась.
* * *
Вечером приехал папа. На два дня раньше, чем обещал. Следом примчался Гришка. Костик и мама показывали им зашитого Марсика и рассказывали, сколько кусочков грудничковой пищи он сегодня съел.
Папа и Гришка обратились к коту с приветственными речами. Папа сказал:
— Марсик! Ты что же это, а?
А Гришка сказал:
— Марсоид! Ты что — совсем с ума сошел?
И Марсик, согретый всеобщим вниманием, благосклонно сощурился.
На второй день после операции мама кормила кота с чайной ложечки: подносила ее близко к Марсикову носу, и Марсик ложку облизывал.
— Видите, все как у людей, — радовалась мама. — Кто же после операции сам ест? Все хотят, чтобы их с ложечки кормили. А Марсик чем хуже? Марсик вообще молодец. Вчера с пальца ел, а сегодня уже с ложечки.
Марсик еще не мог ходить и перемещался только по кровати, подволакивая ногу. Но его взгляд прояснился, а в круглых глазах появился знакомый огонек.
— Смотри, Марсик!
Костик достал кусочек лески. Ловить леску Марсик обожал почти так же, как охотиться за бабочками. И вот при виде лески он знакомым движением выбросил переднюю лапу, выпустил когти и попытался схватить добычу.
— Играет! Играет!
Все собрались посмотреть, как Марсик шевелит ушами и охотится «в положении лежа».
— Ладно, я пошла накрывать на стол, — сказала довольная мама.
Она носила тарелки и напевала:
Тита-дрита, тита-дрита,
Шито-брито, шито-брито!
— Маман, ты что — с ума сошла? — Гришка не очень заботился о разнообразии своих вопросов. — Что это за песня такая?
— Почему я сошла с ума? Просто мне хорошо. Понимаешь? Хо-ро-шо. Весело, — твердо сказала мама. — А ты лучше помоги на стол накрывать.
Гришка тоже стал носить тарелки, селедку и хлеб. Некоторые кусочки на тарелках он посчитал лишними, и они незаметно исчезали, не успевая попасть на стол. Поэтому скоро и Гришке стало хорошо. Он тоже запел:
— Марсик резиновый
Трам-та-та-та-та
С дырочкой в правом боку.
— В левом боку, — поправила мама, и Гришка исправился:
— Марсик резиновый
Трим-пи-пи-пи-пи
С дырочкой в левом боку.
— И Марсик — не резиновый, — снова прервала мама Гришкино пение.
Тогда Гришка предложил новый вариант:
— Марсик усатенький
Трум-пу-пу-пу-ру-ру
С дырочкой в левом боку.
Мама вдруг неожиданно поддержала эти вариации:
— Марсик мохнатенький
Трай-ла-ла-ла-ла
С дырочкой в левом боку.
И все вместе наперебой стали кричать:
— Марсик лохматенький…
Марсик несчастненький…
Марсик пушистенький…
Марсик любименький…
Петр Петрович приходил каждый день — делать Марсику уколы. Бегемотики и обезьянки из детской книжки обожали Айболита и готовы были завалить его кокосами и бананами.
Марсик в отличие от них не испытывал к Петру Петровичу ни малейшей благодарности и совершенно не радовался его появлению. Совсем наоборот. А все потому, что сказочный Айболит умел говорить на зверином языке, а все остальные, включая Петра Петровича, — не умели. Никто не мог объяснить Марсику, зачем какой-то человек изо дня в день приходит делать ему больно. Марсик уже издали различал шаги доктора, пугался и пытался найти себе убежище. Но его окружали плотным кольцом и отрезали пути к отступлению. Все чувствовали себя в этот момент предателями. А Петр Петрович, тот только крякал: «Звериный врач — он на любовь не рассчитывает. Такая уж у него судьба!»
Наконец наступил день, когда Петр Петрович пришел последний раз, снял Марсику швы и попрощался, пожелав коту полного выздоровления, а его хозяевам — удачи в делах. Пора было ехать в Москву. За день до отъезда Марсику удалось самостоятельно спуститься по лестнице со второго этажа. Он хромая приковылял к двери, уселся перед ней и стал проситься на улицу.
— Ну, уж нет! — строго сказала мама. — Куда ты, такой дырявый, собрался? Хочешь птичек насмешить? Твоя рана еще не до конца зажила. В нее может попасть грязь. Так что — сиди дома. А завтра в Москву поедем. В каменный мешок.
* * *
Мама, папа, Гришка и Костик вернулись в город. Выбритый бок Марсика стал постепенно зарастать. Сначала появился густой серый подшерсток. А потом — и обычная длинная шерсть. Только была она уже не бурого цвета, как весь Марсик, а седого. И второй бок у кота тоже поседел.
— Видишь, — говорил папа маме, — Марсик седеет. Мудреет, значит.
По зиме белое жабо Марсика стало быстро-быстро расти во все стороны, и к китайскому Новому году это было уже не жабо, а настоящая белая борода. С седыми боками и длинной белой бородой Марсик стал похож на кошачьего Деда Мороза. Марсик-Дед Мороз уже не воровал со стола салфеток и не выпалывал цветы на подоконнике. Но за птичками наблюдал все так же охотно.
Иногда он подходил к кому-нибудь и говорил: «Мяу!», что означало: «Давай поиграем!» Приходилось бегать за Марсиком и дергать за веревочку. Ведь настоящую кошачью жизнь, полную опасностей и приключений, Марсик мог вести только на даче. А до следующего лета было еще далеко.
