И тонкий намек на какое-то предательство в прошлом. Это был гениальный ход. Ничего конкретного, но с явным подтекстом, что он слишком великодушен, чтобы вдаваться в подробности. Он не из сплетников. Не из злопамятных. Его благородство и решительность не могли не восхищать.
Сказать по правде, это был злейший человек на свете. Он составлял список обид. Да-да, настоящий список, и некоторым пунктам в нем было по двадцать лет. Взять одного мальчика, Бена Вайнберга. Они вместе учились в школе; отец Джона работал на отца Бена. У Бена был ум, друзья, физические данные и родовое богатство. Все самое лучшее. Джон тяжким трудом зарабатывал одну десятую того, что Бену доставалось даром. В жизненной истории Джона, как он сам ее видел, Джон был Оливером Твистом, а Бен — маленьким лордом Фаунтлероем
[47]
.
Однажды Бен сказал шестнадцатилетнему Джону, что тот идет наверх по головам, и вот двадцать лет спустя — он под номером три в списке. Первый и второй номера достались матери Джона.
«Легко не лезть наверх, когда родился наверху», — говорил Джон. Тогда мы уже были женаты и кое-что начало проясняться. Прежде я ничего не подозревала. Я не видела этот список, пока сама в первый раз не попала туда. В те годы чужая душа была для меня потемками.
Я надеюсь, что с тех пор хоть чему-то научилась. Ни один действительно честный человек не станет хвастаться своей честностью. По-настоящему честные люди свою честность едва замечают. Как увидишь, что кампания делает акцент на репутации, чистоте, неподкупности, сразу спрашивай себя: что этот парень хочет скрыть?
Ну да ладно. Все мы сильны задним умом.
— Tout le monde est sage après le coup, — повторила Пруди.
— Да, милая, — ответила Бернадетта.
После того как Ллойд с Мэтти ушли и поженились, мадам Дюбуа запретила нам встречаться с молодыми людьми: для сцены важно доброе имя. Нельзя забывать, что мы леди. Мы с Джоном скрывались; в конце концов, я бросила свои танцевальные туфли, мы сбежали и поженились в одной из церквей Вегаса. Там была милейшая женщина, Синтия какая-то. Я помню, она говорила, что раньше работала в администрации «Вулворта» и ей перепадали обрезки ткани. Странно, какие мелочи запоминаются, правда? В часовне нашлось несколько платьев, я их все перемерила, но они оказались велики. В те дни я была совсем худышкой, готовая одежда с меня спадала.
Тогда Синтия быстро ушила мне юбку, сделала прическу и макияж. Перед нами было несколько пар; пришлось подождать. Она дала мне сигарету. Я в жизни не курила, только в тот раз — вроде как повод. Синтия заметила, что я стану Нетти Андретти; мне это еще не приходило в голову. Я тогда была Нетти. Но с того дня начала называть себя полным именем, Бернадетта.
Делая мне прическу, Синтия рассказала, что на ее семье лежит проклятье, потому что однажды дед сбил белоснежную кошку. Он уверял, что это случайность, но ошибался: с тех пор в их семье каждому перед смертью являлась белая кошка. Дядя увидел ее из окна спальни, когда ему было всего двадцать шесть. Она прошмыгнула по двору, стянула с веревки его носок и перемахнула через забор. В тот же вечер, когда дядя гулял с друзьями в баре, кто-то обознался и забил его до смерти. Носок так и не нашли.
Синтия добралась только до середины. Она рассказывала, как ее мама заявила, что не верит в эту чушь, а в подтверждение пошла и купила себе белую кошку. Судя по тону Синтии, дальше случилось что-то необъяснимое, но я так и не узнала что. Нас с Джоном позвали, пришлось идти на церемонию. Клятвы я произносила обиженно, потому что не дослушала историю про белую кошку. До сих пор гадаю, чем все закончилось.
За год до того, как я встретила Джона, Мэтти позвала меня к ним в гости. Ллойд ударился в религию, и они жили в коммуне на колорадском ранчо. Мать так сердилась: мол, я легко могла бы выйти за Ллойда, ведь поначалу и правда ему нравилась. А теперь он оказался еще и таким благочестивым. Обывательские у нее были представления. Известно же, что в поистине набожных людях ничего респектабельного нет. Она упаковала мне такую одежду, словно я ехала на четыре недели учить Библию.
Коммуну возглавлял Преподобный Уотсон. Я думала, что у него мания величия. Ллойд думал, что он заботливый. Ллойду всегда нравилось, когда ему указывают, что делать.
Религиозного образования у Преподобного Уотсона, кажется, не было никакого. Он брал за основу учение секты Последнего Дождя и переиначивал на свой лад. Якобы атрибуты оккультизма — знаки зодиака, нумерология, все такое — украдены у бога сатаной, а его задача — отвоевать их, вернуть им священное предназначение. Еще там было что-то про инопланетян, точно не помню. То ли вот-вот прилетят, то ли уже прилетали и бросили нас. Одно из двух.
Пока я там гостила, он заставлял всех читать книгу под названием «Атомная мощь с Богом через пост и молитву», где говорилось, что контроль над своими желаниями дает сверхъестественные силы. Освобождает от земного притяжения. Дарует бессмертие. Так что Преподобный Уотсон навязывал всем пост и целибат. Кормили в основном картофельными оладьями, поскольку они дешевые, так что пост соблюдался сам собой, а целибат меня не пугал, но Мэтти возражала. Члены общины нигде не работали. Перебивались, чем бог пошлет. Я бы позвонила родителям, чтобы забрали меня, но все телефоны были отключены.
Узнав, что бессмертие возможно, Ллойд в ту же минуту возжелал его. Шел день за днем, но он все не возносился на небеса, и это его глубоко печалило. У Преподобного Уотсона было то же самое, а печаль Преподобного тревожила Ллойда больше собственной.
Все, даже Мэтти, пытались втянуть и меня. Я ее не винила; лишь думала, что ее надо спасать. Однажды Ллойд попросил меня помочь ему со спиритической доской. Он совсем приуныл. Летать он так и не научился, и духи с ними не разговаривали, хотя охотно вступали в контакт с остальной общиной. Он так жалко выглядел, и вообще с меня уже хватило. Мой отец был масоном, а меня однажды выбрали королевой «Дочерей Иова»
[48]
. Мы ходили в церковь. Я пела в хоре. Но не спятила.
В общем, я подтолкнула планшетку. Бросай Уотсона, написала она под моей рукой. Ллойд вскочил так резко, что опрокинул стул. Он отправился к Преподобному Уотсону и сказал ему, что среди нас бродит сатана; Преподобный Уотсон тут же явился его изгнать. Поднялась страшная суматоха, мне даже понравилось: хоть не так скучно стало. Но тут взгляд Преподобного Уотсона упал на меня, и это был подозрительный взгляд.
Он стал рассказывать мне и другим четырем женщинам про Еву. Ничего хорошего мы не услышали. Преподобный Уотсон считал, что Ева не просто разговаривала со змеем в Эдемском саду. Она якобы спала с ним. Истинно верующие — это потомки Адама и Евы, говорил он нам и добавлял, глядя на меня в упор: а неверующие — потомки Евы и змея. А поскольку ошибка Адама заключалась в том, что он послушал Еву, женщинам отныне запрещается говорить. Все зло в мире, утверждал Преподобный Уотсон, происходит оттого, что люди слушают голос женщины.
