— Жаль, что не позвали.
— В другой раз.
— Буду ждать. Всего хорошего.
— До свидания.
День завершился, круг замкнулся, по телевизору опять и опять показывали службу в храмах, просветленные лица, а Маше не хватало настоящего очищения. Ей хотелось поплакать. Но Бог не дал ей слез.
Неужели прошел год? Маша медленно ходила по квартире, вспомнила посыльного с магнолией. Как она выросла! А подаренная на работе драцена уже выглядит настоящей пальмой. Но совершенно выбило ее из колеи поздравление Мамонтовых. Как из прошлой жизни. Сейчас невозможно представить себе, что Балюня была тогда в полном порядке и все страшные месяцы ее умирания, все эти несчастные греки, нелепые требования, физическая немощь были еще впереди.
Она почему-то вспомнила, как на сороковой день заставила всех слушать трио Чайковского, то самое, «для квартета», и думала о том, что за столом собрались «самые близкие» люди, которые на самом деле бесконечно от нее далеки. И сегодня, в день рождения, банальная истина, что одиночество сильнее всего ощущается в праздники, подтвердилась в очередной раз. Ей невесть с чего пришла в голову идея собрать своих филфаковских однокурсниц. Они не виделись лет пять, тогда был какой-то юбилей института, как водится, сговаривались не терять друг друга, встречаться и, как оно бывает в реальности, с тех пор даже не перезванивались. Конечно же, они не помнили про ее день рождения, а Восьмое марта для их девичника было днем мотивированным. В пределах телефонной досягаемости оказались человек пятнадцать, с поправкой на отговорки придут семеро. Отговорки были разные, по большей части шитые белыми нитками. А вот честных было две. Люда сказала тоном, не допускающим возражений: «Да как я покажусь, 54-й размер в натяг…», — и Катя: «Понимаешь, я сижу у зятя на шее, с двумя внуками вожусь. А они куда-то в гости намылились, так что я на цепи».
Маша, конечно, не зря собирала ровесниц, ей было чем похвастаться. Хотя на новую работу она выходила только через неделю, визитки уже ровной стопкой лежали на видном месте (рифленые, глянцевые уже не в моде). Верочка действительно ею занялась с таким увлечением, с каким маленькие девочки причесывают и наряжают новую куклу. Как Маша ни сопротивлялась, категоричное «короткая стрижка молодит» победило, а свитер, очень шедший ей к лицу, но слегка тесноватый, теперь и впрямь не «обтягивал», а «облегал», хотя фигура никаких изменений не претерпела. Это, впрочем, обещалось впереди, поскольку Верочка с утра сообщила ей, что дарит новый купальник, а Сережа — воскресный абонемент в бассейн на аквааэробику — «чрезвычайно эффективно».
Подготовка к обеду больших хлопот ей не доставила, главным образом, на стол накрыть, а так — все в складчину и заранее обговорено. Поначалу было грустновато, чувствовали себя немного скованно, стандартно рассказывали про жизнь, кто-то демонстрировал фотографии детей-внучат. Но постепенно разговорились, развеселились, и когда звонил телефон, Маше приходилось уходить на кухню, чтобы расслышать пожелания, хотя хохот подвыпивших «девушек» доносился и туда.
Митя позвонил, когда Маша разносила мороженое с ликером, — «на десерт», язвительно отметила она, услышав в трубке его голос:
— Маша, с днем рождения. Я не вовремя, у вас гости?
— Да.
— Ну и хорошо. Маша, у меня к вам одно-единственное, короткое, но настоятельное пожелание: не меняйтесь. Не надо вам ни молодеть, ни хорошеть, ни умнеть, оставайтесь такой же, ради Бога, не меняйтесь.
Вечно он ее сбивает с толку! Надоело! Маша даже ногой топнула с досады. Она только и нацелена на то, чтобы меняться! Ей-богу, нарочно испортил настроение — хотел, чтобы не в радость стали аккуратные прямоугольники визиток и зеленый изумруд на безымянном пальце, подаренный Володей… Зачем он смущает ее душу? Он змей-искуситель. Он сеет смуту, он — смутьян. Какое странное, полузабытое и оттого такое свежее и точное слово. Она повторила несколько раз: «Митя-смутьян, Митя-смутьян», делая ударение на «тя», и только тут поняла, что пьяна. Надо же… Голова кружилась, знакомые предметы вдруг изменили очертания и предательски наступали на нее невесть откуда взявшимися углами. Хотелось немедленно сесть прямо на пол, но, по счастью, на ее пути оказалась табуретка.
Маша с кем-то разговаривала, с кем-то прощалась… Потом перед глазами немного посветлело. Стало стыдно, хотя все ее весело утешали.
Все-таки девочки есть девочки. Даже посуду перемыли.
Празднование Машиного дня рождения в издательстве на сей раз было совмещено с «отвальной», а потому организовано пышнее и торжественнее обычного. Настроение у нее было замечательное: все как-то устраивалось само собой, сложности разрешались помимо нее. С начальством после Володиного разговора никаких объяснений не потребовалось. Поздравили с повышением, вздохнули, что, мол, грустно будет без нее, и только. Но главным подарком для Маши была неожиданно спокойная реакция Надюши. Она хотела, чтобы та узнала обо всем от нее, но таинственный телеграф, отлаженный в любом учреждении, сработал безукоризненно: Надюша была уже в курсе.
— Как я рада за тебя, — Надюша даже впала в несвойственную ей патетику. — Справедливость так редко торжествует, а ты, безусловно, достойна лучшей участи. Для меня, сама понимаешь, какой это удар, но мы летом махнем куда-нибудь, давай, что ли, на Кипр? Там и наболтаемся вдоволь.
Маша сочла необходимым, придав лицу соответствующее моменту скорбное выражение, пробормотать какие-то слова сожаления, но они утонули в Надюшином энтузиазме. К счастью, она была убеждена, что усилия по устройству Машиной судьбы наконец-то увенчались успехом, что все случившееся — ее личная заслуга.
— Я всегда тебе говорила: Володя — беспроигрышный вариант, а ты, дура, еще чего-то нос воротила. И как благородно он все обставил…
Через некоторое время Маше не без труда удалось направить Надюшину энергию в русло практической подготовки к празднику. И в очередной раз поразиться ее житейской мудрости:
— Непременно позови своих родных — повод не только позволяет, но располагает.
Действительно, присутствие Сережи и Верочки выглядело вполне уместно, Маше было приятно, что они услышат о ней столько лестного, пусть знают, какая у них сестра-тетка неоценимая. Сережа покорил издательских дам своей галантностью и добавил вечеру пикантность, какую всегда придает появление потенциального жениха в преимущественно женском обществе. Верочка с ее африканской прической произвела настоящий фурор, а Машу просто повергла в шок: на лацкане кургузого пиджачка была приколота Балюнина брошка! И вовсе она не выглядела чужеродной, наоборот, придавала модному прикиду характер игры, «на самом-то деле я знаю, как надо». Да-а, и впрямь, видно, ничего-то она, Маша, не понимает…
Директор произнес проникновенную речь, начав с того, что, оно, конечно, «у нас незаменимых нет», но все же… В качестве памятного подарка вручена была — веяние времени — электронная записная книжка. Володя также не отстал, картинно с поклоном приложил руку к груди: «Не велите казнить, велите миловать, что отнимаю у вас несравненную Марию Александровну. Оправдать меня может только то, что ее труд послужит благу и процветанию всего нашего издательского дома».
