А вот дом по соседству потемнел, увял, и я не уверена, что его нынешним обитателям легко и просто «устроить» в близлежащую школу своих чад…
2. «…ХЛОПАЛ В ЛАДОШИ НОГАМИ»
Знаете ли вы, что такое Слон в исполнении учащихся секции водного поло – деток ростом под два метра и неохватной шириной плеч? Дети вспрыгивают на плечи друг другу, и на новую молодую учительницу в школьном коридоре движется горластая громада тел. При этом она не шелохнется, не дрогнет, потому что у каждого элемента этой конструкции спортивный разряд не ниже первого. И происходит это в первую перемену первого сентября в первый день работы. А к следующей перемене выясняется, что «слоном» на тебя пошел именно твой класс: страшная директриса (а школьные директрисы, особенно для «молодого специалиста», все страшные) благословила тебя классной руководительницей в 9 «А» словами:
– Вы молодая, может, они с вами будут хотя бы на равных.
И только сейчас, вспомнив это бледное благословение, понимаю, что ключевые слова здесь «хотя бы»– директриса боялась детей не меньше меня. Нет бы понять это тогда же… А я-то! Боже мой!
Подопечные мои были моложе меня всего на шесть лет, что уже а priori создавало некоторые проблемы. Но дополнительное психологическое давление на мои слабые нервы оказывало то, что я при своем среднем росте чувствовала себя лилипуткой: ладно бы мальчики-пловцы, так девочки в большинстве своем баскетболистки. Дело в том, что школа мне по распределению попалась элитная и тоже спец – спортивная при ЦСКА. Были в этом некоторые преимущества, в том числе материальные. Трижды в неделю тренировки у ребят были не только днем, но и утром, и уроки начинались позже, а в остальные дни в мои обязанности входило следить за оплачиваемой ЦСКА «самоподготовкой» (слово какое-то военное), по-простому – приготовлением домашних заданий.
Естественно, уроки достались мне в самых разных классах, поэтому «самоподготовки» тоже хватало, тем более что районные методисты любили без предупреждения нагрянуть на урок – и горе, если не оказывалось у тебя в тетрадочке подробного плана, начинающегося, согласно правилам, с до сих пор для меня таинственной «целевой установки урока».
Но с ребятами я ладила на удивление хорошо. Хотя, конечно, всякое бывало. И довести могли. До белого каления. Когда хочется одного: шмякнуть тяжелым по башке. Во всяком случае, слов точно не находится. Выплескиваешь ярость записью в школьном дневнике. Как одна из моих коллег: «Хлопал под партой в ладоши ногами».
Автор сей сентенции – учительница русского языка. Но в гневе. Нажим на первую букву «о», угодившую под ударение, порвал бумагу. Какие тут правила стилистики? А с другой-то стороны: ну как словами передать движение? Как бедной учительнице «довести до сведения родителей» на узком нижнем поле дневника, в чем именно заключалось «безобразное поведение» нежно любимого чада, которое весь урок без устали колотило одной ногой об другую? Беден, беден наш великий и могучий…
А еще всякого рода «внеклассные мероприятия»! Только молодость, энтузиазм и изобретательность могли выручить и избавить меня и моих деток от многих чудовищных затей. Можно же, например, рассказ о раскопках Шлимана в Трое назвать требуемым «Вечером интернациональной дружбы»? Справедливости ради должна сказать, что в отличие от своих сверстников (а сравнивать было легко, потому что при ЦСКА была только параллель «А»), проводивших время во дворе или у телевизора, мои спортсмены были любознательны и необыкновенно жадно хватали информацию.
Но все-таки в классе все было хорошо, а вот в учительской… Подавляющее большинство коллег – «жены офицерского состава», проживающие в общежитии военно-воздушной академии им. Жуковского, расположенной неподалеку. Представляете – всю жизнь по военным городкам, а тут, наконец, – столица. Одевались они по своим понятиям: летом – шелк и парча, зимой – кримплен (был такой ныне забытый материал, синтетический до неживого скрипа-шуршания при малейшем прикосновении), но непременно и круглогодично с люрексовым блеском. Соответственно форме и содержание. No comments!
И директриса:
– Ты учитель истории – идеологический работник. И язык у тебя подвешен, от запятой можешь продолжать. Того и гляди, пойдешь на повышение. Я выбила в райкоме партии квоту…
– Да я…
– Дура, ты еще молодая, понимала бы, тебе ж добра желают.
Ушла, захлопнув за собой дверь, и вдруг я услышала, как ключ повернулся. Это она заперла меня в классе (мол, посиди, подумай хорошенько) с листом бумаги и перьевой ручкой с фиолетовыми (непременными для заявлений о приеме в партию) чернилами. Пришла со звонком через сорок пять минут. Молча забрала чистый листок и ручку. С того дня мне в школе было не жить. Ясно это было нам обеим. Год заканчивался, и директриса с легкой душой готова была поставить разрешающую визу на моем заявлении об уходе, что, впрочем, должен был утверждать городской отдел народного образования, поскольку из моих барщинных трех лет как «молодого специалиста» прошло только два.
Но до этого мой класс должен был сдать экзамены, благополучно преодолеть выпускной бал. Проблем и хлопот миллион, душа болит, а в высоком кабинете я уже персона нон грата.
И как всегда в такой момент начались неприятности. От страха ошибиться запорола бланк «аттестата зрелости», пришлось вступать в преступный сговор с выпускником и родителями, чтобы те промолчали о страшном преступлении: по ошибке в графе «Трудовое воспитание» вместо «удовлетворительно» рука вывела «хорошо», а это могло повлиять на «средний балл». Помнит ли еще кто-нибудь это уродливое порождение минпросовской бюрократии, поломавшее за свое недолгое существование немало судеб?
А дети уже за два года стали родные. А родители, которые спортсменов своих видят только вечером, когда те замертво падают от усталости, засыпая чуть ли не за ужином, названивают мне по телефону (домой, естественно). И полагают, что я должна знать все, включая, конечно же, и их амурные дела, и вообще кто где и с кем в любой момент находится. А я, честно говоря, и знала. Звонит, например, мама:
– Елена Сергеевна, извините пожалуйста, Танечка сегодня обещала домой пораньше прийти, у папы день рождения, а ее все нет и нет…
– Не волнуйтесь, скоро будет, просто она сегодня на одной ножке до метро прыгает – на пари.
Но вот прошли экзамены, без эксцессов (а как стращали!) отгремел выпускной бал, и вслед за своими подопечными покинула школу и я.
Встреча выпускников была у меня дома спустя несколько лет. Разница в возрасте к тому времени стерлась, но я так и осталась для них Еленой Сергеевной, а они для меня Машами и Сережами. За три десятилетия я так ни разу не побывала в той школе. Увы, детей из виду потеряла. У них, конечно же, давно у самих дети-школьники. Но мне почему-то самонадеянно кажется, что не раз, обсуждая их школьные проблемы, они вздыхали и своим мужьям-женам говорили: «А вот у нас была Елена Сергеевна…»
3. «…А за дневником пусть отец придет»
Впечатления родительские у меня самые скромные. Это, впрочем, естественно. Все, что связано с собственными детьми, воспринимаешь пристрастно и пытаешься их неправоту в тех или иных случаях если не оправдать, так объяснить. Все равно невозможно до конца отделаться от ощущения, что твоего ребенка обижают взрослые дяди и тети, и он нуждается в родительской защите. Сковывает мои размышления и то, что слишком много вопросов осталось без ответа, рецептов у меня нет, так что нечего сотрясать воздух. Потому – лишь некоторые эпизоды.
