«Маленькую в принципе можно раскрутить. Зазорчик кое-какой проглядывает. А с кубышкой — пустой номер. Для нее что мужчина, что барсук из норы».
«Так-так, — хихикнула женщина. — Кажется, я вас поймала. Ну-ка, срисуйте мне за пять минут вон ту недотрогу».
И показала на студентку, державшуюся отдельно от всех. Она и выглядела иначе: ноль косметики, одета неярко, но очень хороша — настолько хороша, что краситься и наряжаться было бы лишнее. Девушка не курила, она читала книгу, делая пометки карандашом.
«Спящая красавица, — сказала про нее Александра. — Пока не появится сказочный принц, так и будет почивать в хрустальном гробу. Я в ее возрасте была точно такая же. Ни на кого не смотрела, никто мне был не нужен. Это крепкий орешек, уж можете мне поверить. Ну как, храбрый Физя, рискнете?»
Он с минуту поизучал объект.
«Тоже мне орешек».
«Хвастаетесь. У вас ровно пять минут. Не добудете ласковую улыбку и номер телефона, записываю поражение. Давайте пакеты — и вперед. Время пошло!»
Посмеиваясь, она поднесла к глазам часики.
17:17
Физиономист вошел в ворота. Стал медленно приближаться к красавице, продолжая в нее вглядываться.
Внезапно она закрыла книгу, спрятала ее в портфель и направилась к выходу. Прошла мимо молодого человека, не обратив на него внимания.
За оградой Александра поцокала языком: ай, какая незадача.
Альбинос обернулся, как бы в нерешительности.
Девушка уходила. Ее длинные, стянутые в конский хвост волосы покачивались за спиной, словно в знак насмешливого прощания.
Дав студентке удалиться метров на пятьдесят, физиономист будто очнулся. Он побледнел, сразу после этого залился краской и со всех ног бросился вдогонку.
«Постойте! Ради бога постойте!» — кричал он на бегу.
Она оглянулась, когда он уже почти ее догнал. В первый миг схватилась за сумку — не расстегнута ли. Подумала: что-нибудь обронила.
«Уф, как же вы меня напугали!» — воскликнул молодой человек, держась за сердце.
«А что такое?» — растерялась она.
«Я подумал, вы сейчас уйдете, навсегда исчезнете, и я вас никогда больше не увижу».
Свое ремесло физиономист несомненно знал.
Длинные ресницы «недотроги» дрогнули. Свежие губы за секунду проделали целый мимический перформанс. Напряглись, готовые дать отпор. Опустились уголками, словно испугавшись разочарования. Расслабились и приоткрылись. Наконец, еле-еле раздвинулись — еще не улыбаясь, но обещая улыбку.
«Тебя как зовут?» — спросила девушка, и это означало, что первый, самый трудный барьер преодолен.
«Пока никак. — Он смотрел на нее все так же жадно, но в то же время и словно бы со страхом. Молодой человек был не только мастер читать чужие лица, но, видимо, мог нарисовать что угодно и на своем. — Ты сама придумаешь для меня имя».
Полуулыбка стала удивленной, на ясном лбу образовалась морщинка.
«Как это?»
«Ну, знаешь, какое человеку выберут имя, таким он и будет. Тебя, например, я сразу про себя назвал Лидией».
Девушка ахнула:
«Меня действительно зовут Лида! — И засмеялась. — Ты знал, да? Кто тебе сказал?»
«Никто. Но это здорово. Значит, ты такая, какой кажешься. И у нас есть шанс. Я сейчас должен бежать. Правда, должен. Придумаешь мне имя — набери мой номер, хорошо? Дай я тебе натыкаю. Только обязательно позвони. Я не буду есть, пить, спать, пока ты не позвонишь. Честное слово».
Лидия улыбалась все шире.
«Чтобы я первая позвонила? Ишь чего захотел. Сам звони. А я подумаю, как мне с тобой быть».
И назвала номер.
17:20
«Фантастика! Две с половиной минуты! Что вы ей сказали? Ну пожалуйста! Я сдохну от любопытства!»
Он провел ладонью по лицу, и оно сменило выражение.
«Неважно. Не помню. Я не ушами слушал, не языком говорил. Я волну улавливал. Как микронастройка в радиоприемнике. Если видишь, что сигнал ослаб, и слышишь помехи — чуть-чуть подкручиваешь. Словами не объяснить».
Женщине хотелось расспросить его еще, но она взглянула на часы:
«Маришка ждет! Я не мать, а чудовище!»
Они ускорили шаг. От этого и разговор стал обрывистее, стремительней.
«Наверно, очень скучно жить, когда в людях нет никакой загадки. И очень одиноко. Я бы так не хотела».
Физиономист усмехнулся.
«Если бы в вас был хоть крохотный зазорчик, маленькая такая скважинка, я бы сейчас потупил взор, грустно вздохнул. Увы мне, одинокому! В сердце женщины вашего типа проще всего пролезть по принципу «она его за муки полюбила». Но не буду врать. Нет никаких мук. Читать по лицам — это пустяки. Всякий человек может научиться. Но вы, Саша, как говорится, еще не все знаете. У меня есть дар поинтересней. Этому уж не научишься. Врожденный талант. Или уродство. Как посмотреть».
«Я и так заинтригована дальше некуда, а вам все мало. Что за дар, что за уродство?»
Он понизил голос:
«Понимаете, я вижу не только характер, настроение, иногда мысли. Я вижу окончательный облик человека…»
«Что-что?»
«Окончательный облик — это то, каким человек будет в последний миг жизни. Я не знаю, как это у меня происходит. Но стоит мне сосредоточиться, провести некоторую внутреннюю работу, и лицо, на которое я смотрю, будто… будто окутывается туманом. И потом проступает вновь, но уже в измененном виде. Если человек доживет до старости, я вижу морщины. А по ним можно прочесть очень многое. Морщины — это летопись прожитой судьбы. Вон, смотрите, дядя сидит в машине. — Физиономист повел подбородком на припаркованную у тротуара «ладу». — Видите?»
«Вижу. И что?»
Александра посмотрела на дремлющего за рулем мужчину средних лет. В его внешности не было абсолютно ничего примечательного.
«Умрет лет через десять, двенадцать. Очевидно, от рака печени. Лицо осунувшееся, желтое. Но хорошо умрет. Без страха».
Она в ужасе уставилась на физиономиста и увидела, что его глаза странно мерцают.
«Ну вас к черту! Прикалываетесь?»
Молодой человек только улыбнулся, грустно.
«Неужели правда?!» — вскрикнула женщина, замирая на месте.
Пенсионер в полотняной кепке, шедший им навстречу, от этого возгласа шарахнулся в сторону, покрутил пальцем у виска и потом еще несколько раз оглянулся. «Хвост», который, убедившись, что пара увлечена разговором, было приблизился, на всякий случай спрятался за дерево.
«Но это ужасно! Смотреть на живых людей и видеть покойников! Не жизнь, а какой-то морг!»
