Комендант окинул его ледяным взором:
– Он не может просмотреть все до единой купюры в Каллахе, чтобы определить их подлинность!
Внезапно Джесил смял обе купюры в комок и зло бросил:
– Одни боги знают, сколько поддельных денег теперь ходит по городу. Но я хочу знать, кто за это ответит!
Аквинт сумел не выказать ликования, пока они с Котом не вышли на улицу. Время близилось к запретному часу.
– Итак, – сказал он, хлопая своего молодого дружка по плечам, – похоже, в Каллахе и впрямь все весьма неблагополучно!
– Мы, значит, остаемся при деле? – проворчал Кот.
– Да. Именно такие дела касаются Внутренней безопасности.
Аквинт посмеивался, шагая по улице. Хотя не в его обычае было молиться, он все же мысленно вознес благодарение богам за то, что они прислали кого-то сюда, в его старый родной город, чтобы поднять его на дыбы.
ПРОЛТ
(4)
Университетский городок имел немалые размеры, но новости, особенно интересные, расходились по нему с весьма впечатляющей скоростью.
Конечно, все это были сплетни, но сплетни самые разнообразные: передаваемые выразительным шепотом истории о романтических свиданиях и об экстравагантных странностях наставников, а также различные новости – подлинные и выдуманные – об академических назначениях и понижениях в должности.
Студенты низшей ступени, которым проще всего было вылететь из Университета, жили в постоянном напряжении. Многим страшно было подумать, что их могут отослать из Фебретри, и придется вернуться к постылой жизни дома; другие горячо стремились достичь высокого ранга мыслителя или даже ассистента. Сплетни же служили дешевым развлечением, способным отвлечь человека от забот хоть на какое-то время – особенно если человек этот ютится в переполненных, душных дормиториях.
Потому когда кто-то забарабанил в дверь комнаты и Пролт с досадой поднялась из-за письменного стола, она никак не ожидала обнаружить за дверью студентика первой ступени. Что ему здесь надо?
Парнишка на вид был несколькими годами младше нее самой. Он возбужденно затараторил – и явно не радовался той, по-видимому, печальной новости, которую сообщал. Среди потока слов Пролт различила имя мэтра Хонниса. Час был поздний. Ксинк еще не вернулся из аудитории мэтрессы Цестрелло.
– Говорите отчетливее. Вы обращаетесь к мыслителю!
Ей самой было почти смешно слышать упоминание о собственном академическом ранге. Но она больше не считала себя студенткой. Ее роль была теперь намного важнее. Девушка уже не изучала историю войн; она содействовала созданию войны.
Битва на Торранских полях…
Парень продолжал бормотать взахлеб.
Это смахивало на розыгрыш, хотя Пролт не подвергалась таким испытаниям с тех пор, как перешла с первой ступени на вторую. Однако терпения у нее в последнее время не хватало, и она в конце концов захлопнула дверь и заперла на замок. Она хотела жить здесь, в Синем флигеле, как можно спокойнее, поэтому настояла, чтобы ей поставили замок на дверь. В эти дни она не стесняясь требовала всего, чего хотела.
На столе были разбросаны карты. Хоннис по-прежнему снабжал ее данными разведки, и она продолжала изучать войну, развязанную Фельком. И связь с Ксинком продолжалась – хотя Пролт уже знала, что их знакомство подстроил Хоннис, знала, что старый… старый демон просто использовал ее. Этот бессердечный мешок с костями!..
Она вернулась к изучению карт, чем занималась весь этот день. Фелькская армия неожиданно остановилась на небольшом расстоянии от Трэля. Что задумал Вайзель? Она очень хотела это узнать. И Хоннис хотел. И, несомненно, этого хотел правитель Сультат, с которым Хоннис поддерживал связь.
Спустя несколько минут Пролт услышала, как в замке поворачивается ключ. Пришел Ксинк.
Он избегал смотреть ей в глаза. И в этом также не было ничего необычного теперь. Отношения между ними резко переменились. Но сейчас, видимо, его мучило что-то еще.
– Что случилось?
– А ты не слышала? – Его синие с золотыми крапинками глаза были широко раскрыты, а лицо, всегда несколько бледное, теперь казалось бескровным.
– Представь себе, не слышала, – бросила она насмешливо. Еще совсем недавно она не осмелилась бы говорить с ним таким тоном. Но этот этап их отношений ушел в прошлое.
– Я же отправил человечка предупредить тебя. Студента первой ступени. Мэтр Хоннис…
Вот теперь девушка сама вскочила, оставив удобное кресло. Сдернув мантию с крючка на двери, торопливо оделась. О розыгрыше речь больше не шла.
– По дороге расскажешь! – бросила она.
Жилые корпуса для преподавателей располагались в центре городка – сложный комплекс соединенных между собою строений, созданный еще в дни основания Университета. Эти красиво стареющие здания окружал кустарник и разросшиеся деревья – возможно, давным-давно здесь был регулярный, подстриженный сад. А теперь одичавшая растительность словно оберегала ученых от суеты.
Пролт неохотно ступила на тропинку, ведущую к этому островку. Осенняя ночь была холодна, ветер порывами прокатывался по листве. В этом чудилось что-то зловещее. Но Ксинк шел с нею, и она отбросила страх.
Пройдя по тропинке, они вошли в ближайшую дверь. Дальше пришлось преодолевать запутанную сеть коридоров. Внутри все выглядело довольно обветшалым, чего Пролт не ожидала. Но древность придавала этим домам очарование, какого не хватало всем прочим постройкам Университета. Здесь все пропитал теплый дух старины, бумаги и чернил – знаний, а может быть, и мудрости.
Пролт никогда здесь не бывала, но знала, где живет Хоннис. Он когда-то сам показал ей круглое окно на верхнем этаже. Пролт отыскала лестницу и помчалась наверх с жестоко бьющимся сердцем.
Под дверью переговаривалась вполголоса троица преподавателей в мантиях. Дверь стояла нараспашку, изнутри доносился пронзительный неприятный голос.
Наконец Пролт замедлила ход. Мэтр Хоннис жив! Ксинк не солгал ей.
Преподаватели с нарочитой медлительностью обернулись и уставились на нее. Похоже, она не была чрезмерно популярна среди преподавательского состава. Когда-то она слыла образцовой ученицей, усердно прокладывая путь к совершенству в редкой академической области. А теперь стала… чем? Чем-то другим. Той части ее души, какая осталась от прежней, молодой и невинной Пролт, были все еще приятны хорошие отзывы преподавателей Университета. Но эта часть сильно умалилась и неуклонно сходила на нет, чуть ли не с каждым часом.
Она протиснулась между преподавателями, слыша, как Хоннис рычит за дверью. Старик был вечно чем-то недоволен, но обычно не выражал недовольство столь энергично. Он предпочитал покрывать свои острые упреки блестящим слоем льда.
Его квартира была почти так же аскетична, как студенческая келья, где она прежде жила. Тесно, потолок низкий. Узкая кровать, табурет, лампа, простой квадратный стол. Круглое окно забрано толстыми стеклами в переплете.
