Пупс психанул:
— Перестань, Соня, стыдно слушать. Начиталась, понимаешь,
книжек.
— Книжек не читаю, ты забыл, я их пишу, — напомнила я.
— Значит, еще хуже, написалась книжек и выпала из
реальности. Да кто в наше время станет двойника мне совать? Зачем? Гораздо
проще вставить в мой зад паяльник, и я все, что захочешь, подпишу. Никакой
инсценировки не было. Просто я заболел, а вы благополучно рассвистели это по
всему городу, вот в плохие уши и попала информация эта. Умные люди смекнули,
что можно воспользоваться моей болезнью, и начали низкий шантаж.
Я растерялась. Вроде он и прав, во всяком случае, с
паяльником.
— Христа ради, Вить, скажи, что это за документы?
Он лишь головой покачал.
— Ну хорошо, миленький, тогда скажи — это долгий процесс? Ты
подпишешь, и все? Они деньги, что ли, снимут? — взмолилась я.
— Нет, не деньги и не все. Попозже еще моя подпись
понадобится. Вообще-то вся процедура растянется месяца на полтора.
— Вот тебе и ответ! — обрадовалась я. — Ты что же, полтора
месяца в заду с паяльником ходить будешь?
Нет, Вить, им запугать тебя здорово надо было, чтобы ты все
их желания выполнил. Видимо, на карту поставлено много, раз не поленились они
Ваню втянуть, двойника подсунуть и целую комедь разыграть. И получилось у них,
кстати, все неплохо. Я бы посоветовала тебе обратиться в милицию, а пока там
разбираться будут, на рыбалку с проктологом поехать.
— Я не поеду, — заявил Пупс. — Ты видела этот народ? Кстати,
я не уверен, что это я — Розу. Нет, Соня, двойник там у них или я сам чокнулся,
но подпишу.
Иначе не отстанут от меня.
— Ты точно с ума сошел! — заламывая руки, воскликнула я. —
Витя, умоляю, не подписывай.
Похоже, он был даже растроган моими переживаниями.
— Хорошая ты женщина, Соня, — украдкой смахивая слезу,
сказал Пупс.
— Конечно, хорошая, — легко согласилась я. — Так не тяни из
меня жилы, видишь же, на нервах вся. Ты же мне не чужой, пока муж Розы.
— Успокойся, — сказал он. — Я, собственно, ничем не рискую.
Преступления в том, что я сделаю, нет.
Уволят меня, это точно, на этом дело и заглохнет. И по
бумагам этим они материального ущерба не нанесут никому, разве что только
моральный.
— Точно не нанесут? — спросила я.
— Точно, — заверил Пупс. — Мероприятие, в обшем-то,
невинное. Так, фирмочка развалится одна, их конкурент, и все.
— Но тебя-то уволят?
— Уволят, обязательно уволят, но я без работы остаться не
боюсь. Меня уже давно зовут в другую фирму, и платят больше там, и работы
меньше, а уж то, что там лучше, чем в тюрьме, так это, как говорят некультурные
люди, сто пудов.
— Что-то уж больно хорошо у тебя все получается, —
засомневалась я. — Ну, да ладно, как знаешь, тогда я пошла.
На самом деле я сдаваться не собиралась. Какая-то сила
подгоняла меня дельцу этому помешать. Уж такой я хороший человек.
«Умру, — подумала я, — а не дам подписать те бумаги».
Вырвавшись на волю и простившись с Пупсом, я отправилась к
Архангельскому.
«Он-то не открутится у меня», — подумала я, останавливаясь у
его двери и с трудом переводя дыхание, поскольку, конечно же, не работал лифт.
Я нажала на кнопку звонка и секундой позже получила шок. На
пороге стояла Маруся. Она открыла дверь и, увидев меня, почему-то
вознегодовала. Потом успокоилась и сказала:
— А-а, это ты старушка, хорошо, что я вовремя поняла, а то
уже кулаки у меня зачесались, как увидела, что баба к Ване моему.
Я тупо смотрела на Марусю, силясь понять, как узнала она
адрес Ивана Федоровича, когда мне до сих пор казалось, что адрес этот я держу в
строжайшей тайне.
— Ну что стоишь тут прямо вся? — удивилась Маруся. — Раз
пришла — проходи.
Я прошла. Маруся закрыла за мной дверь на ключ, ключ же
спрятала в своем декольте.
— Пошли, мы на кухне, — сказала она, и я поплелась за ней.
На кухне действительно сидел Иван Федорович. На столе стояла
бутылка водки, начатая едва-едва.
«Значит, вовремя приехала», — порадовалась я, усаживаясь на
подоконник, поскольку больше было некуда.
— Вот, Ваня почти весь уже меня простил, — сказала Маруся, —
да только возвращаться почему-то не хочет. Заладил: потом да потом. А что
ждать-то? Я прямо вся его сегодня и забрала бы.
— Нет, Машенька, нет, — мрачнея и отводя в сторону глаза,
возразил Архангельский.
— Маруся, а как ты его нашла? — переполняясь удивлением
спросила я.
Маруся хлопнула себя по лбу и воскликнула:
— И ты еще у меня спрашиваешь, старушка! Гналась же за этим
Пупсом твоим, а он шмыгнул сюда…
Епэрэсэтэ! — вдруг взвыла она. — Совсем я тут с вами
заболталась! А где же Пупс?
Услышав такое, я обезумела: сорвалась с подоконника,
схватила Архангельского за грудки и начала его трясти, приговаривая:
— Так это ты натравил двойника на Пупса! Так это ты
натравил!
Архангельский так растерялся, что начал жалобно лепетать:
— Он же безвредный, он же никого не убил и убивать не
собирался. Это так, чтобы попугать немного.
Маруся хлопала глазами, силясь что-нибудь понять.
Мне лишь оставалось надеяться на ее бестолковость, надеяться
и радоваться ей.
— Попугать? — не теряя времени, возмутилась я. — Зачем нас
пугать? Думаешь, жизнь с этим плохо справляется, еще и ты пристроился. И не так
это все безобидно. Уже есть жертвы.
Глаза Архангельского наполнились ужасом.
— Какие жертвы? — закричал он.
— Роза и" Тося. Пошел второй круг. Они в той же
последовательности получили сотрясение мозга, в какой были шляпки, стрелы и
картины. После Тоси на очереди Лариса, и кто знает, не проломит ли ваш двойник
ей череп. Кстати, после Ларисы идет Маруся.
Архангельский беспомощно воззрился на Марусю.
— Да, я прямо вся за Ларисой иду, — по-прежнему ничего не
понимая, подтвердила та.
— Что же они делают, сволочи! Так же не договаривались! —
прорычал Архангельский, после чего начало твориться совсем уже невообразимое.
Архангельский понесся в комнату, а оттуда выскочил Пупс.
— Я только из арбалета! — завопил он. — Только бабки занимал
и из арбалета стрелял, все как договаривались. Картины — тоже моя работа, а по
голове я никого, слышь, Вань, никого!
