— Мои люди? Саксы? Чтобы саксы бежали с поля боя?
— Да как ты не поймешь! — Марку было крайне важно, чтобы Куга поверил, что в планах Меровия нет ни капли расизма, что Куга не падет жертвой его замыслов, что его люди не будут унижены.
«А вот и нет! — вопило сознание Марка. — Как раз они будут принесены в жертву! А он будет унижен. Все наоборот, но какая разница? Есть разница, и еще какая! Именно на это рассчитывает Меровий!»
— Я понимаю, что саксы не бегут с поля боя, вот что я понимаю!
— Кута, мы нанесем врагам главный удар — ты, король и я! Твои воины отвлекут врагов.., они не будут бежать с поля боя, они заманят ютов, увлекут их за собой, чтобы мы могли тем временем сжечь два корабля, но этот маневр важнее, потому что нужны нам именно корабли!
Кута начал было говорить, но быстро умолк. Казалось, его немного успокоило понимание того, что речь идет не о хитрой уловке, рассчитанной на его убийство или унижение на глазах у его людей.
— Я — сакский полководец, — пробормотал он.
— Меровию это ведомо, — успокаивающе проговорил Марк.
— Я гордый. Я великий воин!
— Не будь ты великим воином, тебе бы не поручили такое дело, верно?
— Гм… — Кута взял у Марка топор, поиграл им. — Гм… — Он рассеянно размахнулся оружием, разрубил первый попавшийся на глаза сук. — Тут есть о чем подумать. Пожалуй, я не стану спорить.
И он неторопливо удалился под сень деревьев.
Марк сидел на пне и смотрел на город сквозь заросли. Хрипловато, словно сраженная стрелой, крикнула какая-то птица. «И почему люди так обидчивы, — гадал Марк. — Ведь ни о каком оскорблении и речи не было, и быть не могло!» Снова крикнула птица. Конечно, никакая стрела ее не задела.
И тут словно треснула скорлупа, из которой вылупился цыпленок догадки. «Между прочим, — ехидно напомнила Марку совесть, — ты ему выболтал гораздо больше, чем следовало бы».
«Но мне пришлось! Я же не хотел! Ты что, правда, так думаешь?» — Совесть убежденно кивнула.
«Гораздо больше, чем следовало. То есть, на самом деле, ты взял и выболтал ему весь план».
И тут Марк Бланделл вскочил, как ужаленный.
— Имбецил несчастный! — выругал он себя вслух и влепил себе увесистую пощечину.
— Он надул тебя! И ты позволил ему себя одурачить! Неожиданно Марк заметил, что все эти откровения он изложил, стоя посреди небольшой, но весьма любопытствующей компании. Он зарделся от смущения — собственно, краснеть пришлось только одной щеке, а вторая уже алела после пощечины.
— А-а-а, — промямлил Марк, гадая, как же объяснить столь неожиданное поведение, как оправдаться за страшную ошибку?
«Просто восхитительно! Мне кажется, я уже слышу, как Меровий спрашивает меня: „Он тебе угрожал?“ А я ему отвечаю: „Нет, сэр“. — „Он тебя загипнотизировал?“ — „Нет, сэр“. — „Так как же получилось, что ты выложил ему весь план сражения?“ „Он был так печален, сэр, что я решил его успокоить, вот и проболтался!“ — Я… — иного выхода не было. Марк должен был исправить ошибку. И он протараторил, пока не передумал:
— Мне нужно найти короля Меровия.
Он опустил голову, чувствуя себя в высшей степени паршиво.
«Я мертвец», — решил он обреченно.
Глава 26
Раза четыре «почитатели Аттиса» сталкивались на подмостях с ютской стражей. И всякий раз «Олли и Стэн» выкрикивали одну и ту же фразу на каком-то германском языке — быть может, ютском. Корс Кант перевел эту фразу, обнаружив еще один неожиданный талант.
— Прочь! Прочь! Аттис, рожденный девственницей, восстал из мертвых! Мы — избранные его, и мы идем за ним!» Стоило ютам услышать имя Аттиса, как они шарахались в сторону, словно жрецы были не иначе как прокаженными, и в отвращении кривились. А когда Питер с шутовской ротой проходили мимо стражников, те неизменно оборачивались и хохотали — похоже, издевательски. Питер качал головой. Все это ему не нравилось, но почему, он и сам понять не мог.
Анлодда держалась рядом с Корсом Кантом. Казалось, единственное, о чем она мечтает, так это о том, чтобы обнять его и не отпускать, но, увы, не может.
«Марку держит», — подумал Питер, хотя прекрасно понимал, что тут речь не может идти о чем-то таком прозаическом. Даже если бы они с юношей остались наедине, она бы пальцем до него не дотронулась, осторожность возобладала бы над страстью — так изголодавшаяся лисица смотрит на отравленную рыбу.
А Корс Кант шагал, казалось, никого рядом с собой не замечая. Ничто в нем не напоминало трусливого мальчишку, каким он покинул Камланн и вошел в Харлек. Взгляд его наполнился тысячелетней мудростью пророков и преступников-маньяков.
«Куда он смотрит? И что видит? И что это за свиток он сжимает в руке и все старается спрятать?» Питер жевал соломинку и не спускал глаз с Корса Канта и Анлодды, пытаясь догадаться, что случится в следующее мгновение.
Немного отстав от барда, Анлодда шепнула Питеру:
— Когда же мы спустимся отсюда? От этих полудурков избавиться будет просто.
«Олли» производил впечатление внушительное. Веса в нем было фунтов двадцать — не меньше. Большую часть веса, правда, составлял жир, но все равно: веса-то из-за этого не убавлялось. Стэн был не так тяжеловесен, но зато он был высок и жилист, закален годами переноски с места на место жертвенников, самих жертв, статуй идолов да мало ли чем еще они скрашивали свой досуг, эти жрецы храма Аттиса. Нет, оба они могли заставить своих обидчиков здорово попотеть, если бы поняли, что с ними собираются разделаться.
— Что ты такого знаешь про них, чего не знаю я? — требовательно вопросил Питер.
— Как это — что? Ты прекрасно меня понимаешь! Они утратили самую свою суть. Принц Ланселот, нам надо поторопиться!
— Непременно избавимся от них в самом скором времени, — буркнул Питер, а подумал вот что: «Это еще вопрос, кто от кого избавится!» Анлодда усмехнулась. Питер не хотел показать, что сомневается в успехе, но голос выдал его.
В пятнадцати футах впереди Питер заметил высокий, довольно крутой холм, почти вплотную примыкавший к стене. Вполне подходящее место для того, чтобы спрыгнуть с крепостной стены. Питер обернулся к девушке и тихо сказал:
— Вон там мы избавимся от жрецов. А что такое «утратили саму суть»?
— Избавимся от жрецов, — повторила Анлодда, чуть заметно улыбнувшись. Услышав последнее слово, «Олли» остановился и обернулся. Анлодда обратила злобную усмешку в очаровательную улыбку и поспешила к великану.
Поравнявшись со жрецом, девушка ахнула и указала назад, сделав вид, что увидела там нечто ужасное. Актриса из нее получилась замечательная. Даже Питер не выдержал и обернулся, но тут же взял себя в руки.
«Олли» развернулся неуклюже, словно толстенная колода. Не мешкая ни секунды, бравая вышивальщица обхватила одну руку, сжатую в кулак, а другой, размахнувшись, нанесла удар по затылку жреца, силой, наверное, сравнимой с ударом бейсбольной биты.
