«Что это значит — то, что жаждущий посвящения ползет по узкому коридору в этот храм?» — Это значит, что он родился вновь, — прохрипел бард. И моргнул в изумлении. Откуда взялся ответ? Его произнесли его губы, но он пришел не из его разума, не из его памяти.
— И кем был он. Корс Кант Эвин? — вопросил голос, на сей раз точно принадлежавший Анлодде, и донесся он из-под крышки гроба. Юноша ощутил прилив дурноты. Желчь хлынула ему в горло, обожгла его огнем. «Нет! Это не может быть она! Там нет никого, это мой помутившийся рассудок шутит шутки со мной!» И Корс Кант принял решение не слушать никаких голосов здесь, находясь так далеко от мира людей, Свеча мигнула. Она вот-вот могла погаснуть. Корс Кант поспешно поднес ее к барельефу. Помимо фигур, тут были буквы. Большинство оказалось древнееврейскими, а этому языку не обучали даже в школе друидов. Но вот перед глазами юноши предстала фраза, запечатленная на псевдо-латыни, и он почувствовал, что ему словно обручем сдавило виски:
I TEGO ARCANA DEI
Это звучало не так безграмотно, как та галиматья, которую по памяти читал Корсу Канту Ланселот, но все же смысл был не вполне ясен. Приблизительно это означало следующее: «Я, умерший, храню тайны Господа».
Буквы жгли его разум, мерцали в воздухе. Вот они начали перестраиваться, меняться местами, по две одновременно, двигаясь с величественной грацией, словно в римском танце:
I tego arcana dei
Е igo arcana dei et in oarcaga dei et in
Oarcada gel et in arcadia Geo
Et In Arcadia Ego
Знакомая, чуть волнующая фраза, преследовавшая Корса Канта не один день: «Et in Arcadia Ego». «И я в Аркадии».
«Старая шутка греческих нумерологов — составление анаграмм». Тогда, во время видения на палубе корабля, он видел тело, завернутое в саван. Тело кого-то, кого он знал и любил, тело того, кого убил самый любимый из апостолов.
Но что значила эта фраза? И почему она переворачивалась, словно кем-то подбрасываемая монетка? Сначала он услышал ее от Меровия через Ланселота, а теперь она была начертана на крышке гроба, к которому его привел вызванный Анлоддой сон! Корс наклонился сильнее, нагнулся над гробом. Но свеча угасла прежде, чем он успел прочесть что бы то ни было еще.
— Я ничего не вижу, — прошептал он, вновь ощутив страх. — Тут темно.
«Никто не видит в темноте», — послышался новый голос из мрака. Анлодды? Да. Но какой-то чужой.
Бард поежился. Ему послышались чьи-то шаги.
— Я ничего не слышу! — заверил он себя и стал напевать древнюю друидскую песнь. Тут же понял, что это погребальное песнопение, и умолк.
«Загаси свечу пальцами, не задувай ее. Никогда не смешивай стихии! Никогда не бей по щеке Бранвен! Cave canem! Берегись собаки!» От страха сердце Корса Канта бешено колотилось, мчалось куда-то, словно перепуганный пони. Гроб пугал его, хотя там наверняка не могло быть ничего, кроме горстки праха. «Гроб древнее Юлия. Он мог появиться только на сто лет позже, когда возникла христианская церковь. Кто принес его сюда? Почему его поставили в подземелье?» Корс Кант протянул руку и коснулся камня кончиками пальцев. «О Господи, неужели я подошел так близко? А я и не понял!» «Жезл предвидения привел тебя сюда. Так пусть теперь тобой движет сила поклонения. Ты знаешь, что ты должен сделать».
— Да! Прежде всего я должен перестать слышать голоса там, где должно быть тихо!
«Но кому ты веришь!» «Я верю только себе! — беззвучно прокричал Корс Кант. — Нет, это ложь. Я никому не верю, даже себе. Но нет.., я верю моей матери, я верю стихиям земли, воды, воздуха и огня. Я верю…»
— Что я должен сделать? — спросил он вслух. — Это безумие!
«Нет, — ответила самая его суть. — Я верю вам всем. И я знаю, что делать».
Святая святых его разума говорила правду. Он знал, хотя не понимал, откуда и почему. Корс Кант протянул руки во тьму и медленно провел ими по крышке гроба. Наконец он нащупал трещинку и запустил туда пальцы, стараясь не думать о том, что в следующий миг на него обрушится потолок или стены, и навсегда погребут его здесь, в подземелье Каэр Харлека.
Юноша старался как мог. Крышка была тяжелая и никак не желала поддаваться. Но вот послышался оглушительный скрип, и крышка немного отъехала в сторону. Корс Кант облегченно вздохнул и сдвинул крышку еще на ладонь — этого вполне хватило для того, чтобы он мог сунуть руку в гроб.
В гробу лежала мумия. Тело умершей девушки или юноши. Пальцы Корса Канта дотронулись до брови мумии. Он гадал, сколько лет было покойному.
Но вдруг он вскрикнул, потому что высохшая кожа и кости хрустнули под его пальцами — точно так же, как тот камень в стене, который он потянул, когда разбирал древнюю кладку. Несколько недель назад? Но нет, скорее — несколько столетий. Кто-то сохранил тело, но кто и как давно это было — этого юноша не знал.
Под окоченевшими от страха пальцами юноши голова мумии повернулась.
Корс Кант окаменел от ужаса, но руку отдернуть не мог. «Сейчас из гроба высунется рука, — думал он, — схватит меня, и мне конец!» Он, застыв, ждал развязки, стараясь не дышать. Но вот голова мумии отделилась от шеи и укатилась в дальний угол гроба.
Бард истерически хихикнул и утешился мыслью о том, что пока не сошел с ума. «Там ничего нет, — успокаивал он себя. — Там мумия. А у меня есть меч рассудка и монета оценки — меня не одурачить никому!» Он глубоко, по-друидски вдохнул затхлый воздух подземелья, закатал рукав рубахи и опустил руку в гроб — на этот раз глубже.
Пальцы нащупали тунику на мумии, а потом свиток — точно такой же, как тот, что был высечен на каменной крышке. Юноша потянул свиток к себе, но мумия держала его крепко. Рассердившись, Корс Кант дернул свиток сильнее. Что-то хрустнуло, подобно рвущимся корням.., свиток вылетел из гроба, и оказался в руке у Корса Канта. Что-то прицепилось к свитку, и бард в ужасе обнаружил, что оторвал у мумии руку.
Отцепляя мертвые пальцы один за другим, юноша в конце концов высвободил свиток из мертвой хватки мумии. Затем он аккуратно положил оторванную кисть обратно в гроб. Склонившись к саркофагу, он ощутил запах мертвых цветов — болезненный, гибельный.
На ощупь свиток казался пергаментным. Бард сунул его за рукав, чтобы прочесть, когда выберется на свет.
«Ты искал и нашел, Корс Кант Эвин, — на этот раз слова произнес голос Анлодды. — Теперь ищущему посвящения пришла пора увидеть свет! — продолжала „она“. — Ты не можешь повернуть назад. У посвященья нет конца!» Она была права. Назад дороги не было. Назад — это значило вернуться в комнату, куда он упал с лестницы. А вперед? Был ли путь вперед?
Успокаивая себя, как только мог. Корс Кант в темноте обошел вокруг гроба, прижимая к груди арфу, чтобы не поцарапать ее о камень. Затем осторожно взобрался на крышку и прополз по ней. Туннель продолжался, но впереди по-прежнему зиял мрак. Единственным утешением было то, что боль в спине немного унялась.
