— Понятно. И сколько же ты здесь пробудешь?
— Все зависит от президента Буша. И разумеется, от твоего многоуважаемого партийного лидера.
— И когда, думаешь, — Пол постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее, — тебя вызовут?
Марк удивленно глянул на него и рассмеялся:
— Я полагал, ты назовешь мне дату. Разве в парламенте не собираются на днях голосовать по этому вопросу?
* * *
В последующие дни все только и спрашивали Пола, как он будет голосовать: за или против войны. Дебаты в палате общин назначили на 26 февраля. Для обсуждения было выдвинуто обтекаемое постановление, подтверждавшее вступление в силу резолюции Совета безопасности ООН № 1441 и выражавшее поддержку «непрекращающимся усилиям правительства лишить Ирак оружия массового поражения при посредничестве ООН». Но куда больший интерес представляла скромная поправка, внесенная членами двух соперничающих партий — лейбористом Крисом Смитом и консерватором Дугласом Хоггом; в поправке значилось, что палата общин «считает необходимость военных действий против Ирака до сих пор недоказанной». В целом было ясно, что попытка расстроить планы правительства обречена на провал, но в кулуарах поговаривали о недовольстве значительного числа партийцев, способном ослабить авторитет Тони Блэра и даже сподвигнуть премьера на пересмотр абсолютно некритичной поддержки американского президента. Конечно, самые рьяные противники войны были у всех на виду, но десяткам рядовых лейбористов еще предстояло выразить свое мнение насчет вторжения в Ирак под предводительством Америки, и Пол среди них был наиболее раскрученной фигурой. Журналисты то и дело подлавливали его в окрестностях Вестминстерского дворца, настойчиво интересуясь, принял ли он уже для себя решение; парламентские погонялы прижимали к стенке в коридоре, намекая без всяких тонкостей, что голосование за оппозиционную поправку дурно скажется на партийной карьере Пола; а в Мидлендсе местные лейбористы — все как один твердо настроенные против войны — давили на него, уговаривая голосовать сообразуясь с их мнением, а иначе грозили (правда, довольно расплывчато) лишением депутатского мандата.
Но в этом антивоенном хоре был лишь один голос, к которому Пол чутко прислушивался. Голос этот раздавался совсем рядом и принадлежал Мальвине.
Утрата барбиканской квартиры стала для них серьезным ударом. У Мальвины больше не было собственного жилья в Лондоне; отношения ее матери с сардинским любовником закончились, как водится, скандальным разрывом, в результате чего Мальвине велели освободить апартаменты в Пимлико. Она не сильно расстроилась. Теперь, когда она снова встречалась с Полом, ничто, казалось, не может выбить ее из состояния эйфории. Два ее стихотворения были приняты в престижный, хотя и мало читаемый, литературный журнал; Мальвина порадовалась, но и только. Плохо, конечно, что ее мать вернулась в Лондон, но даже это не испортило Мальвине настроения.
— Не пожить ли тебе у нее некоторое время? — предложил Пол.
— Смеешься? Я даже не знаю, где она живет.
— Как? — не поверил Пол. — Разве ты с ней не видишься?
— Добровольно — нет. Если ей вздумается со мной встретиться, она звонит мне на мобильник и мы идем пить кофе. А так я предпочитаю держаться на расстоянии.
— Ты рассказывала ей о нас?
— Еще чего. Может, когда мы немного… разберемся с нашей ситуацией. Но спешить некуда. И мне уже без разницы, что она скажет.
Мальвина сняла комнату в Майл-Энде, в доме, где обитали еще трое выпускников университета. Навещать ее там было абсолютно немыслимо, а под влиянием загадочных писем и эсэмэсок, регулярно присылаемых Дугом Андертоном, Пол до смерти боялся привести ее в кеннингтонскую квартиру. Тогда они нашли отель в Риджент-парке, не слишком дорогой, не слишком уродливый и стоявший на отшибе. Там они и встречались: Мальвина заказывала номер, за который расплачивалась по кредитной карте, а Пол возвращал ей деньги наличными. В качестве временной меры отель их устраивал, но потребность в постоянном пристанище не отпала. Никто из них ничего не мог предложить. И через две недели кочевой жизни Пол приуныл.
Отель в Риджент-парке нельзя было назвать стильным, не говоря уж о мебели, которую следовало сменить по меньшей мере лет тридцать назад, но одним преимуществом это заведение все же могло похвастаться: огромной ванной в каждом номере. В ванне они и лежали вечером 25 февраля друг против друга — Мальвина на том краю, где краны, — попивая «Просекко». Откинувшись назад, Мальвина уперлась ногами в Пола, по ступне на каждое плечо, а он нежно поглаживал ее между ног, мыльные пальцы взбивали мягкую пену на ее лобковых волосах.
Сексуальными целями — довести ее до оргазма — Пол не задавался, скорее, это был дружеский доверительный жест, но, судя по тому, как Мальвина порою ерзала, переваливалась с боку на бок и тихонько вздыхала, а то и постанывала, действия Пола все же вызывали наслаждение.
— Не понимаю, — говорила Мальвина, — что тебя смущает. Ты ведь искренен, правда? Вот и голосуй, как считаешь правильным.
— Голосовать против своей партии — на такое нелегко решиться.
— Да, но — «необходимость военных действий до сих пор не доказана». И это бесспорный факт, верно?
Пол молчал.
— Заметила, как парень на входе посмотрел на нас? — спросил Пол после паузы. — Интересно, что он о нас думает?
— А что ему о нас думать? Идиоту ясно, чем мы тут занимаемся. — Мальвина ухмыльнулась с довольным видом.
— Тебя ничто не волнует, — сказал Пол чуть ли не сварливо.
— Ты о чем?
— Весь этот обман… Гостиничный номер, вымышленные имена и прочий антураж тайной связи. И тебе это совсем не противно.
— Почему мне должно быть противно?
— Я вдруг вспомнил… В тот день в Оксфордшире ты сказала, что никогда не станешь моей любовницей.
— Времена меняются. — Мальвина выпрямилась и отхлебнула «Просекко». — И люди тоже. А кроме того, альтернатива гораздо хуже.
— Какая альтернатива?
— Не видеться с тобой.
— Возможно, есть и другие варианты. — Пол умолк, тщательно подбирая слова. — Знаешь, кажется, я принял решение.
Мальвина улыбнулась, наклонилась и нежно поцеловала его открытым ртом.
— Это обнадеживает. А мне твое решение понравится?
— Думаю, да. Я собираюсь уйти от Сьюзан. В изумлении Мальвина отпрянула:
— Что?
— Я ухожу от нее. Хочу быть с тобой все время. Это единственный выход. Ты не рада?
— Ну… да, но… — сбивчиво отвечала Мальвина. — Ты не обязан так поступать, Пол. Я счастлива тем, что есть.
— Почему? Почему ты счастлива?
— Не знаю. Нам хорошо, и разве этого мало? Я ведь никогда не просила тебя уйти от Сьюзан, правда? — Она неловко рассмеялась. Пол обиженно молчал, и Мальвина добавила примирительным тоном: — Я-то думала, ты имеешь в виду войну.
