— Нет. Вряд ли.
— Послушай, давай разберемся — шаг за шагом. Что для этого требуется?
— Ну, — ответил Бенжамен, — во-первых, мне придется выучить французский.
— Ты и так, прилично говоришь по-французски, — возразила я. — И заговоришь еще лучше, когда будешь постоянно практиковаться.
— И потом, я ничего этого не умею.
Истинная правда: в домашних, делах Бенжамен полный профан. Цезаря Франка от Габриэля Форе он отличит с двух тактов, но вешалку для пальто установит только под страхом смерти. Однако я не собиралась мириться с поражением. Сегодня и впрямь все казалось возможным.
— Пойдешь на курсы, — предложила я. — Есть такие специальные вечерние курсы.
— Где, в Бирмингеме?
— Ну конечно.
Он задумался, потом заулыбался, и блеск, в его глазах, стал еще ярче. Посмотрев на меня, он сказал:
— В данный момент не могу представить ничего, что сделало бы меня счастливее.
— Отлично. — Мое глупое сердце едва не разрывалось от восторга. — Значит, беремся за дело?
Он уставился на меня:
— Как, мы оба?
— Разумеется. Ты же не думаешь, что я захочу жить в том доме без тебя.
Он помолчал, по-прежнему глядя на меня в упор, и сказал:
— Речь не о доме.
У меня сдавило горло.
— Тогда о чем же? — спросила я. И он ответил:
— Я говорил о том, чтобы уйти в монахи.
* * *
Прости, пришлось сделать перерыв. Два часа я строчила как сумасшедшая, и отдых был просто необходим.
Когда я перенесла все это на бумагу, то даже развеселилась. Но поверь, во время разговора мне было не до смеха.
Что я ему сказала? Точно не помню. Наверное, сперва я онемела от шока. А потом мой голос зазвучал очень тихо (со мной такое случается, когда я разозлюсь — по-настоящему разозлюсь), и сказала примерно следующее: «Я здесь лишняя, да, Бенжамен? Ты бы предпочел, чтобы я вообще исчезла». Потом встала, выплеснула на него стакан воды — отчего мне полегчало, как ни странно, — и поднялась наверх в наш номер.
Две минуты спустя он постучал в дверь. Тут-то и разразилась буря. Действительно буря. Нет, мы, конечно, не дрались, но орали так, что кто-то из гостиничных служащих прибежал, чтобы осведомиться, все ли у нас в порядке. Я высказала Бенжамену все, что накопилось на душе за долгие годы: он не проявляет ко мне уважения, не обращает на меня внимания… А у него хватило наглости приплести тебя: Бенжамен считает, что мы слишком часто видимся. И тут я закричала: «Неудивительно, если мой муж смотрит сквозь меня, будто я невидимка, и живет так, будто меня вовсе рядом нет!»
В итоге я заявила, что не желаю его больше видеть. Он собрал свои вещи и, по-моему, снял номер на ночь. Ложась в постель, я подумала, что, может быть, утром захочу с ним побеседовать и попробую как-то исправить положение. Но, проснувшись, я сразу поняла: не захочу. Я и вправду не желала его больше видеть. На завтраке его не было, а после завтрака я подошла к администратору, и тот сказал, что Бенжамен выписался из гостиницы, попросив передать, что уезжает в Париж. Дa хоть к черту на рога, мне плевать. По крайней мере, он оставил машину, чтобы я могла добраться домой, — и на том спасибо.
Как же я вдруг затосковала по дому!
Как же будет приятно, вернувшись, увидеться с тобой, милый Эндрю. А еще хорошо, что мне не придется рассказывать тебе эту печальную историю лично.
Раньше я думала, что все сложилось бы иначе, будь у нас дети или если бы мы настойчивее добивались права на усыновление, но теперь я так не думаю. Бедные детки угодили бы под перекрестный огонь и не знали, куда спрятаться.
Надо же. Двадцать лет… почти двадцать лет совместной жизни — и такой финал.
Подозреваю, мы с самого начала жили плохо. Но возможно, не хуже, чем многие другие пары.
Пожалуйста, поведи меня выпить, когда мы встретимся — уже очень скоро, и позаботься, чтобы я надралась, ладно?
Запечатано поцелуем.
Твой друг Эмили.
8
В среду, 1 августа 2001 года, Клэр и Филип праздновали тринадцатую годовщину своего развода. Обычно они не отмечали эту дату, но на сей раз — поскольку оба вместе с Патриком приехали в Лондон на два дня и все втроем поселились в одном и том же отеле на Шарлотт-стрит — они решили сделать исключение. Какие нынче рестораны в моде, они не знали, поэтому выбрали «Рулз» в Ковент-Гардене, который упоминался в нескольких путеводителях. В восемь часов они уселись на массивные банкетки, обитые бархатом, изучили меню и приготовились поедать мясо с кровью, зимние овощи, густые темные соусы, запивая кларетом цвета ржавчины. Снаружи, на улицах Лондона, был все еще жаркий, душный вечер, и предзакатное солнце нагревало каменные плиты на площади и столики уличных кафе. Но обстановка в ресторане, приглушенный свет и подчеркнуто официальная атмосфера создавали впечатление, будто они ужинают осенним вечером в джентльменском клубе 1930-х годов.
Патрик предпочел остаться в гостинице у телевизора. Клэр и Филип отвыкли общаться друг с другом наедине без сына и, не обладая завидным умением развивать любую тему, всплывшую в разговоре, повели себя так, как это свойственно многим семейным — и разведенным — парам. Первой заговорила Клэр:
— Как ты думаешь, с Патриком все нормально? Меня очень беспокоит, что он мало занимается. Похоже, экзамены его не особенно сильно волнуют.
— Но у него каникулы! И потом, впереди достаточно времени, чтобы подготовиться.
— Он выглядит таким тощим.
— Мы его кормим, честное слово. И не первый год, — ухмыльнулся Филип и добавил более серьезным тоном: — Клэр, не ищи проблему там, где ее нет. Нам и без того забот хватает.
На этом Клэр не успокоилась:
— Он говорит с тобой о Мириам?
— Признаться, он вообще не часто со мной разговаривает, — ответил Филип, не отрываясь от винной карты.
— Мне кажется, он на ней зациклился.
— То есть? — Филип поднял глаза на бывшую жену.
— В прошлом году — утром, накануне демонстрации в Лонгбридже, — он полез на чердак в доме моего отца и вытащил оттуда все ее вещи, хотя я и возражала. А потом начал расспрашивать о ее… исчезновении. И эта беседа длилась страшно долго. Конечно, я не стала перечислять всех, с кем Мириам встречалась… — Клэр осеклась. — Извини, Филип, я тебе уже наскучила своей болтовней?
Филип и впрямь отвлекся. Он провожал взглядом моложавого темноволосого человека в новехоньком, сшитом на заказ костюме. Промелькнув по обеденному залу, темноволосый целенаправленно поднялся наверх, туда, где находились отдельные кабинеты.
