— У тебя и вправду нож в кармане? — спросила она.
— Нет, конечно.
Она вдруг потянулась к нему и с силой поцеловала открытым ртом. Дуг уловил вкус пива и помады.
— Ты милый, — объявила Ффиона. — Как насчет того, чтобы принять какао и перетереться у меня на квартире?
— Идет, — ответил Дуг, на девяносто процентов уверенный, что приглашение понял правильно. — Я смогу остаться на ночь?
— Конечно, сможешь.
* * *
Той ночью Дуг утратил нечто важное. Не девственность — ее он лишился в четырнадцать лет с благосклонной помощью пятиклассницы из женской школы, в крошечном отеле на Левом берегу, во время одной из бесценных поездок с мистером Сливом в Париж. Нет, то, что он отдал носящей абсурдное имя Ффионе Ффолкс, определить было немного труднее, а вернуть назад невозможно. Утрата Дуга была связана с самоощущением, с чувством принадлежности, верности городу и семье, из которых он происходил. Всего за несколько часов цепь пожизненной преданности была разорвана, а вместо нее возникла новая, более хрупкая. Короче говоря, в ту ночь он влюбился в высшие классы английского общества.
Он влюбился в место, где жили их представители. Шагая с Ффионой под ледяным октябрьским дождем к студии на Кингз-роуд, которую ее отец вдруг взял да и купил для нее в один из уик-эндов, Дуг влюбился в ряды важных георгианских домов, в террасы Челси, в спокойные, получившие хорошее воспитание площади этих мест. Здесь, понимал Дуг, все поставлено на широкую ногу. Рендал уже казался убогим и тесным.
Он влюбился и в то, как живут эти люди. Его восхитила небрежная богемистость ее квартиры, легкомыслие, с которым погремушки и африканские ковры боролись за внимание гостя с написанным в полный рост, густыми мазками, портретом ясноглазой женщины в твидовом костюме, о которой Ффиона сказала позже, что это ее мать. Она назвала Дугу и имя художника и никак не могла поверить, что Дуг его никогда не слышал. Да и ему трудно было поверить, что на стене ее квартиры висит работа прославленного художника. Все в эту ночь казалось новым, удивительным, и Дуг влюбился в то, как люди высшего света едят, пьют, будят соседей оглушительной музыкой, принимают наркотики и, разумеется, предаются сексу, — он и не думал никогда, что секс может быть переживанием столь бурным, веселым, многообразным и требующим такой затраты сил.
— Погоди, ты хочешь сказать, что никогда так не пробовал? — с веселым недоверием спросила Ффиона, принявшая некую неправдоподобную позу, которая вынуждала ее обращаться к Дугу через изгиб либо левого локтя, либо левого же колена. — Ты случайно не девственник, Дугги?
Несколько часов спустя, после того как она, потянув Дуга за волосы, накрепко зажала его голову между ног и язык Дуга принялся с упорным, неослабным энтузиазмом обхаживать ее клитор, Ффиона вдруг издала высокое, точно у чистопородного пони, ржание и, упоенно вздохнув, сказала:
— Ох, Дугги, до чего же здорово. Так бы весь уик-энд и провела.
— И я, — искренне, хоть и невнятно отозвался Дуг.
— Какая все-таки… гадость, — прибавила Ффиона, стараясь складывать слова по возможности отчетливее, пробиваясь с ними сквозь всплески ощущений, которые продолжали порождать в ней старания Дуга, — что меня ждут завтра к ленчу… в Джеррардз-Кросс.
— Отмени, — приглушенно посоветовал Дуг.
— Так это же родители моего — ооох! — жениха.
Дуг резко прервал свои труды, поднял голову. На лице его застыло выражение глубочайшего изумления, комичное даже при том, что прическа у него вконец растрепалась, а губы были покрыты лобковыми волосами и влагалищными секрециями.
— Ты помолвлена? — спросил он.
— Да, — мрачно ответила Ффиона. — С абсолютно кромешным занудой.
— Когда вернешься?
— Не раньше воскресного вечера. По-моему, нас ожидает конная прогулка.
Дуг приподнялся, опираясь на локоть, вытер тылом ладони губы. В единый миг он понял, что Ффиону никогда больше не увидит. А в следующий — что ничего против этого не имеет.
— Ну и ладно, — сказал он и по очереди поцеловал ее соски, прежде чем провести губами линию — по животу, через пупок и вниз, к пружинистому раю. — У меня все равно на воскресенье куча домашних заданий осталась.
Ффиона снова схватила Дуга за волосы и рывком вернула его лицо в поле своего зрения. Настал ее черед изумиться.
— Заданий? — переспросила она. — Ты хочешь сказать-ты еще учишься в школе?
— Ну да.
Глаза их встретились, и обоим представилось вдруг, что они оказались внутри самого редкостно марихуанно-музыкально-сексуально-спиртного анекдота. Оба расхохотались, и хохотали, хохотали, пока хватало дыхания, переплетенные нагие тела их беспомощно содрогались. Дар речи вернулся сначала к Дугу, но все, что ему удалось выговорить — тонким голосом, насмешливо воспроизведшим ее совершенные гласные: «Вот умора-то!» — и это вызвало у нее новый приступ хохота: она визжала, словно нервическая отроковица, и всякий, кто проходил бы по коридору снаружи, мог подумать, что Дуг принялся щекотать ее, а не вернулся вновь к смачным трудам, ожидавшим его между влажно поблескивавших ног Ффионы.
5
— Ну что — готова, пойдем?
— Я собираюсь оставить тебе одну запись, на время. Хотел обсудить ее с тобой, но это мы еще успеем.
— По-моему, тебе понадобится плащ. В последние дни стоит настоящий холод.
— Все в порядке? Ты лучше иди первой. Я в этом доме каждый раз путаться начинаю. Столько коридоров.
— Постой, постой, куда ты так разбежалась? У нас еще полдня впереди.
— Вот так лучше.
— Ты, наверное, ждешь не дождешься, когда тебя отсюда отпустят.
— Ну видишь, я же говорил — подморозило. Погоди, давай я тебе шарф заправлю. Горло надо беречь. Вот так. Плащ-то твой долгожителем оказался, верно? Помню, ты его еще в пятом классе носила. А у меня новый. Мама в прошлом месяце купила. Сказала, что ей надоело видеть меня в старом пальто дяди Лена. Пальто в итоге попало на распродажу.
— Думаю, мы с тобой снова отправимся на Бикен. Ты как? Или, может, к пруду с утками?
— Ладно, тогда на Бикен.
— Мне просто казалось, что тебе могло и прискучить таскаться каждую неделю в одно и то же место.
— А знаешь, выглядишь ты лучше. Намного лучше. Мама, когда вернулась от тебя в среду, так и сказала, и точно. Лицо округлилось. Наверное, есть больше стала.
— Хотя кормят вас тут, скорее всего, паршиво, правда?
— Так, теперь поосторожней с машинами. Они по этой дороге носятся милях на пятидесяти, ну, некоторые из них. А полиции, когда она нужна, не доищешься. Ну вот, здесь можно перейти.
— Занятно, в среду мы как раз в этом лесу и были. Я, Гардинг, еще кое-кто. Не помню, говорил я тебе? Мистер Тиллотсон уломал директора ввести в расписание новый предмет, из тех, что можно выбирать по своему усмотрению. Называется «Урок-прогулка»… В общем, прогулка и есть, а означает она, что ученики вроде нас, те, от которых на регбийном поле обычно и мокрого места не остается, да и в забегах они безнадежны и в прочем тоже, ну вот, больше им настоящим спортом заниматься не приходится, они могут просто переодеться в нормальную одежду, залезть в микроавтобус, доехать до какого-нибудь места наподобие этого и пробродить по нему пару часов. Так мы можем подышать свежим воздухом, немного размяться и развить наши умы, ведя утонченные разговоры, — что-то в этом роде.
