Пять секунд спустя Диди услышала хлопок дверцы другой машины. Она выскочила из укрытия, когда завелся мотор «БМВ». За рулем сидел Эрл Ван Дайвер со своей застывшей улыбкой-оскалом. Ван Дайвер выворачивал руль, ему мешало развороченное плечо, и Диди видела его раскрытый в беззвучном крике рот. «БМВ» рванул прочь, бросаясь за Мэри Террор. Правое переднее колесо проехало по динамику и раздавило его в крошки.
Диди встала. Увидела лежащего на земле пятнистого питбуля. Лаура стояла на коленях, пальто надето на одну руку, второй рукав располосован, а в шести футах на земле лежит коричневый питбуль. Диди подобрала свою рейку и с горящим ухом пошла к зверю.
Она не успела подойти, как питбуль застонал разорванным горлом и сдох. Его глаза так и не оторвались от женщины, всадившей в него пулю.
Слезы боли блестели на щеках Лауры, но ее лицо было бесстрастно от шока. Она уставилась на синевато-красный обрубок своей левой руки. На ней не хватало отгрызенного пальца. Мизинца, под самый корень. На ум Лауре пришел свежий бифштекс, как следует отбитый.
— О Господи! — сказала Диди. Кровь сочилась из ее правого уха рубиновой цепочкой. — Твоя рука…
Лаура смертельно побледнела. Она моргнула, уставилась на Диди, а потом свалилась набок.
«Ее сумка была в машине», — сообразила Диди. Деньги, кредитные карточки… все исчезло. Все кончено. Мэри победила.
— Кто-нибудь! Помогите! — Голос доносился откуда-то от собачьего загона. — Я здесь умираю!
Диди оставила Лауру и пошла туда, где толстопузый лежал у собачьего загона. Он был весь перемазан, но кровь не хлестала, значит, артерии не задеты. Он поглядел туманными глазами, пытаясь ее рассмотреть.
— Кто ты?
— Никто, — сказала она.
— Ты меня убьешь? Она покачала головой.
— Слушай!.. Слушай!., вызови «скорую». О'кей? Телефон в конторе. Заперто. — Он протянул ей окровавленную связку ключей. — Вызови «скорую». Этот проклятый Кенни сегодня ушел рано. Больно, черт возьми! Вызови, ладно?
Диди взяла связку ключей. Один из ключей был от автомобиля «Дженерал моторе».
— Это твой «олдсмобиль»?
— Ага. Мой «катлас». Вызови «скорую», а то я кровью истеку.
Она так не думала. Умирающего она могла отличить по виду. У мужика сломана ключица, может быть, пробито легкое, но с дыханием у него все в порядке. Ладно, вызвать «скорую» все равно надо.
— Ты просто лежи тихо и не двигайся.
— А что мне еще делать? Польку на фиг танцевать? Диди заторопилась назад к Лауре, которая смогла снова сесть.
— Ты можешь идти?
— Кажется… Кажется, я сейчас отключусь.
— Я нашла нам машину, — сказала Диди. Лаура поглядела на свою подругу. Глаза ее опухли, в сломанной руке пульсировала почти нестерпимая боль. Ей хотелось лечь на землю, свернуться калачиком и бессильно заплакать. Но она не могла этого сделать, потому что ее ребенок все еще у Мэри Террор, и Мэри Террор на пути в Калифорнию. В Лауре еще что-то осталось. Она вытащила это из незнаемой глубины, из той бездны, где люди стискивают зубы и карабкаются вверх по утыканным стальными шипами колесам жизни. Она должна идти. Ни бросить, ни сдаться нельзя.
Лаура подняла правую руку, и Диди помогла ей встать. Потом Диди подобрала пистолет, и они с Лаурой вместе прошли мимо мертвых псов.
В трейлере Диди вызвала 911 и сообщила оператору, что произошла перестрелка и нужна «скорая помощь» на лесопилке братьев Венцель, возле Дженеско. Оператор сказал, что «скорая» будет через восемь-десять минут, и просил ее оставаться на связи. Диди повесила трубку. Ее внимание привлек небольшой металлический ящик на столе, и она потратила сорок секунд, подбирая нужный ключ. В ящике было несколько чеков, пришпиленных к копиям расписок, банковский депозитный конверт, в котором был семьдесят один доллар и тридцать пять центов. Деньги она взяла.
Диди села за руль «катласа», Лаура в полуобморочном состоянии легла среди оберток от бургеров и смятых банок от пива на заднем сиденье. Две большие пластмассовые игральные кости свисали с зеркала заднего вида, на заднем стекле выделялась наклейка — зайчик из «Плейбоя». «Катлас» зачихал, отказываясь заводиться на поворот ключа. Диди представила себе звук приближающейся сирены. Машина снова запыхтела — Диди дала газ — и с пушечным грохотом выбросила из выхлопной трубы клуб черного дыма. Диди посмотрела на указатель бензина и увидела, что стрелка стоит на четверти бензобака.
«Катлас» скрипел и стонал, как фрегат в урагане, когда Диди подала его задним ходом, крутя грязный руль и выводя машину к воротам. Она чувствовала, что шины все время хотят скользнуть вправо, и подумала, как хорошо, что она не успела посмотреть, насколько они изношены. Они выехали из ворот и направились к шоссе. «Катлас» медленно, но уверенно набирал скорость и грохотал, как кирпичи в бетономешалке. Впереди появилась «скорая», приближаясь по ровным полям. Она проехала мимо, завывая сиреной, торопясь на выручку Венцелю.
Две женщины ехали дальше, и только проехав пять-шесть миль к западу по восьмидесятой трассе, Диди издала один задыхающийся жуткий всхлип и вытерла глаза грязным рукавом.
Глава 4
БЕЛЫЙ ПОТОК
На том берегу Миссисипи, где восьмидесятое шоссе прямо, как стрела, летит к Айова-Сити, Эрл Ван Дайвер нагонял женщину, которая изуродовала его жизнь.
Фургон шел на скорости почти восемьдесят миль в час, «БМВ» превысил восемьдесят пять. Ван Дайвер стискивал руль здоровой рукой, кисть другой, холодная и мертвая, висела на конце руки с разорванным плечом. Кровь стекала на сиденье, забрызгала приборную доску, пропитала коврик. Зимний холод постепенно заполнял тело, перед глазами все серело. Все труднее становилось ровно держать руль, ветер и собственная слабость были против него в заговоре. Автомобили разбегались с пути погони, за Ван Дайвером тянулся кильватерный след их клаксонов. Он бросил взгляд на спидометр и увидел, что стрелка вибрирует на восьмидесяти семи. Мэри с момента выезда на трассу держала скорость за восемьдесят, виляя из ряда в ряд, чтобы между ними все время находились автомобили. Но по синим выхлопам сгорающего масла было ясно, что мотор фургона изношен, и Мэри эту скорость не удержать. «Хорошо, — подумал он, чувствуя, как холод заливает щеки. — Хорошо». Он ее не упустит. О нет, в этот раз — нет.
Никаких угрызений совести, что он бросил Лауру и Беделию, у него не было. Возникла возможность заполучить автомобиль. Мэри нельзя позволить рыскать на свободе. Она — животное, и ее должно предать смерти, как бешеную собаку с пеной на клыках. Предать смерти, смерти и смерти.
Насчет ребенка он не испытывал никаких чувств. Ребенок — ну и что? Дети и прежде умирали; всегда так или иначе страдают дети. Что значит смерть одного ребенка, если она даст остановить тварь, подобную Мэри Террор? Он знал, что никогда не сумел бы заставить Лауру Клейборн понять цель его жизни. Как может она понять, что всякий раз, глядя в зеркало, он видит лицо Мэри Террор? Как может она понять кошмарные припадки, которые прогнали от него его жену и дочь? Как может она понять, что имя Мэри сводит его с ума от ненависти, и что он возненавидел свою дочь из-за того, что ее звали Мэри. Лаура Клейборн потеряла ребенка, он же потерял самого себя, он в темной дыре муки столь ужасной, что от нее являлись сны — Господи прости, — как он насилует Мэри стволом пистолета, да, о да, сладкая, сладкая Мэри, сука, ты, душу высасывающая сука, и по утрам он просыпался мокрый и на время удовлетворенный.
