Западня, подумала она. Завыл внутренний сигнал тревоги. В воздухе завоняло свиньями. Вдруг перед глазами оказался кормивший чаек человек в легавских начищенных ботинках, и руки он держал глубоко в карманах пальто. Она знала, как выглядит вооруженный легавый в штатском. В походке этого гада чувствовался вес оружия. Слезы ярости выступили у нее глазах, в мозгу вопил сигнал: «Западня! Западня!»
Мэри быстрым шагом пошла прочь от негра и хмыря в начищенных ботинках. Барабанщик чуть мяукнул из-под пустышки — может, ему передалось напряжение Мэри.
— Ш-ш-ш, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Мальчик с мамой, все будет хорошо.
Плечи ее непроизвольно напряглись. Она ожидала звука свистка или треска рации — сигнала для противника наброситься на нее. Она знала, что делать, когда это случится.
Сначала убить Барабанщика одним выстрелом в голову. И стрелять по легавым свиньям, пока они ее не уложат. Разумно. Она не умрет, не прихватив с собою несколько свиней, и хрен они ее возьмут живой.
Мэри Террор вдруг встала как вкопанная и ахнула.
Вот он.
Здесь.
Прислонившись к перилам, он глядел на Атлантический океан. Тело его было таким же стройным и юным, а длинные волосы падали на плечи золотистыми волнами. На нем была потрепанная кожаная куртка, выцветшие джинсы и высокие ботинки. Он курил сигарету, дымок вился над его головой.
Лорд Джек. Вот он здесь, ждет ее и ребенка.
Она не могла двинуться. Слеза — не ярости, а радости — скатилась по ее щеке. Горло сжал спазм; как же она будет говорить с пережатым горлом? Она шагнула к нему; ее кидало то в жар, то в холод. Он стряхивал пепел на перила и смотрел, как кружит в небе морская чайка. Мэри видела тонкий силуэт его носа и подбородка на фоне неба. Он расстался с бородой, но это был он. О Господи Боже! — это был он, прямо перед ней.
Мэри, дрожа, направилась к нему. Он был ниже, чем она помнила. Конечно же, она ведь стала крупнее, чем раньше.
— Джек? — тихо сказала она. Получилось еле слышно. Она сделала вдох и попробовала снова, готовая увидеть пламя его глаз, когда он на нее посмотрит. — Джек?
Его голова повернулась.
Лорд Джек оказался девушкой.
Совсем молодой, лет семнадцати или восемнадцати. Ее длинные белокурые волосы танцевали на ветру, крохотный серебряный скелетик на цепочке болтался серьгой на правом ухе. Она поглядела на Мэри Террор и сказала тяжело и настороженно, не выпуская сигарету изо рта:
— Че те надо?
Мэри остановилась, у нее отказали ноги. Она почувствовала, как каменеет ее лицо, как улетает от нее радость, подобно чайке на ветру. Она что-то прохрипела, но не знала сама что. Возможно, это был просто стон боли.
— Кретинка гребаная, — пробормотала девушка, резко шагнула мимо Мэри и пошла прочь.
Тут это случилось. Прямо у нее за спиной. Раздался голос.
— Мэри.
Это был не вопрос .Уверенность.
Она обернулась, держа Барабанщика на согнутой руке, а другой шаря в сумке. Пальцы ее легли на рукоять «магнума».
— Мэри! — опять сказал он и улыбнулся. В светло-голубых глазах стояли слезы.
Это был тот, который кормил чаек. У него были коротко стриженные каштановые волосы, тронутые сединой на висках, и очки с черепаховой оправой. Костлявое лицо, слишком выступающий и слишком длинный нос. Паутина морщин вокруг глаз и две резкие складки по краям рта. Полы бежевого пальто развевал ветер. Мэри увидела, что на нем черный костюм в полоску, белая рубашка и красный галстук в крапинку. Она поглядела на его начищенные черные ботинки, и первым впечатлением было, что это дьявол всех свиней только что произнес ее имя.
Она не знала этого лица. Не знала этих глаз. Капкан легавых сработал. У этого типа руки по-прежнему были в карманах пальто. Боковым зрением она увидела легавого в мундире, неспешно идущего к ним. Негр в кожаной куртке прислонился к перилам, пялясь на серую воду. Ну что ж, время сыграть в эту игру, но по ее правилам. Мэри выхватила из сумки «магнум», держа палец на спуске, и приставила дуло к голове Барабанщика. Ребенок завозился и заморгал.
— Нет!
— крикнул чужак. — Господи, стой! — Он тоже заморгал, удивленный не меньше Барабанщика. — Я Эдвард, — сказал он. — Эдвард Фордайс.
«Лжец! — мелькнуло в голове. — Гребаный врун!» Он совсем не был похож на Эдварда! А легавый подходил ближе, надвигаясь из-за спины чужака. До него было шагов десять-одиннадцать, и палец Мэри напрягся на спусковом крючке: она видела, что петля затягивается.
— Убери пистолет! — требовательно сказал мужчина. — Мэри, ты что, меня не узнаешь?
— У Эдварда Фордайса были карие глаза. Еще четверть унции нажима, и он выстрелит.
— У меня голубые контактные линзы, — сказал он. — Очки фальшивые.
Легавый совсем рядом. Еще секунда — и он увидит револьвер. Мэри прикусила нижнюю губу.
— Сделай так, чтобы я тебе поверила.
— Я тебя вытащил. Помнишь, как мы прятались? — Его лоб нахмурился, голова яростно работала. — Мы всю ночь отбивались от крыс, — сказал он.
Крысы. Да, она помнила, как они лизали ее кровь. Свинья была прямо за спиной Эдварда Фордайса. Эдвард тоже знал, что легавый там, и вдруг повернулся к нему, заслонив от него Мэри.
— Ну и холодно здесь! Верно, офицер?
— Сучий холод, — сказал легавый. У него было квадратное обветренное лицо. — Скоро снег повалит.
— Пока что еще мало было. Полагалось бы больше.
— Кто что любит. Что до меня, так я хотел бы зимой уезжать на юг.
У Мэри не было времени рассуждать. Она убрала пистолет в сумку, но руку с рукояти не сняла.
Легавый шагнул в сторону и посмотрел на Барабанщика.
— Ваш ребенок? — спросил он Эдварда.
— Ага. Мой сын.
— Надо бы убрать его с такого ветра. Для детских легких это не полезно.
— Так и сделаем, офицер, спасибо за совет. Легавый кивнул Мэри и пошагал дальше. А Эдвард Фордайс уставился на нее своим глазами фальшивого цвета.
— Где ты увидела послание?
Это он. Не Лорд Джек. На Мэри накатила волна головокружения, и ей пришлось опереться о перила.
— «Роллинг Стоун», — заставила она себя произнести.
— Я его сунул повсюду. В «Мама Джонс», «Виледж Войс», «Таймс» и еще в два десятка газет. И все равно не был уверен, что кто-нибудь это увидит.
— Я его увидела. Я думала… что его написал кто-то другой. Эдвард оглянулся. Пусть его глаза были не того цвета, но остры они были, как у ястреба.
— Надо отсюда линять. Вон объявили посадку на паром. Я понесу ребенка. Он протянул руки.
— Нет, — сказала она. — Барабанщик мой.
