Сейчас же, вот сейчас, Джамаль одиноко и гибко танцует среди каменных плит. Когда музыка наполняет его голову, он не думает о матери, о Кассандре. Не думает о Бене. Уходит в совсем иные места. Вилл и Гарри стоят бок о бок, молча читая имена. Оба стараются думать только о списке имен, потому что ни тот, ни другой не знает, как им удастся прожить этот день — и следующий за ним. Мэри ведет пальцем по вырезанным в камне буквам, смотрит на гавань. Если она прочитает все имена до единого, то, может быть, узнает одно из них — имя, принадлежавшее сыну кого-то из знакомых ее матери или мальчику, который был немного старше ее и в которого она была по уши влюблена в школе. Мэри отпивает из стаканчика, купленного ее сыном. Касается жемчуга на своей шее.
Вилл сжимает руку Гарри. Он дожил до этого мига и испытывает благодарность. Он обратился в мужчину сорока двух лет, который любит и любим, который должен непонятно как, но играть роль отца при потрясенном горем тринадцатилетнем мальчике. Они стоят рядом, он и Гарри, подделывая интерес к списку погибших, которых не знали, готовясь провести несколько часов в блужданиях по магазинам. Вилл понимает, как сильно хочется Джамалю получить новые кроссовки, белые «Найки». И понимает, что Мэри купит их для него. Понимает, что все муки Джамаля бледнеют рядом с мыслью о новых белых «Найках». Кроссовки спасут его. В них он сможет покинуть пути зла и вступить на путь безгреховности.
Вилл молча читает имена. Джордж Э. Суинк, Леонард Дж. Сэлк, Уильям Э. Талли. Люди, бывшие скорее всего вдвое моложе его — молодые ребята, которые падали, объятые пламенем, с неба, в которых стреляли, которых давили гусеницами в войне, теперь уже мало кому интересной, обратившейся в исторический факт. Вилл представляет себе вырезанные в камне имена своих мертвецов, думает о покупке обуви для Джамаля. Из этого и состоит жизнь, говорит он себе. Мы исполняем незначительные дела и навещаем надгробия.
Он машет рукой матери, стоящей между ним и гаванью, очерченной светом.
— Пошли, — говорит он.
Мать кивает, подходит к нему.
Гарри говорит:
— Ну что, Джамаль? Ты готов?
Джамаль покачивает в такт музыке головой. Приплясывает, наполовину рассеченный тенью надгробия.
Вилл произносит что-то.
Джамаль смотрит на них изнутри музыки.
2035
— Ты куда?
— Я же тебе говорил.
— Куда?
— К заливу. Ненадолго.
— А что в шкатулке?
— И об этом я уже раз пять говорил.
— Что?
— Прах твоих дедушек. Помнишь дедушку Вилла?
— Нет.
— Мы были у него, э-э, больше года назад. Ты тогда была совсем маленькой. Слетали в Нью-Йорк, немного пожили у него. Он был очень старым.
— Это я знаю.
— Ну вот, а здесь его пепел. Его и Гарри. Я развею его над заливом, потом вернусь, и мы с тобой начнем разбивать огород, хорошо?
— Я хочу с тобой.
— Тебе нельзя. Я об этом уже сто раз говорил.
— Почему нельзя?
— Потому что я должен сделать это один.
— Почему?
— Ну, потому что я жил у Гарри и Вилла. Давным-давно.
— Когда был маленьким мальчиком.
— Правильно. И теперь собираюсь развеять их пепел над заливом, один. А ты оставайся с мамой, и когда я вернусь, мы займемся огородом. Хорошо?
— Я хочу с тобой.
— Нельзя.
— Тогда давай я донесу шкатулку до машины.
— Ладно. Если я позволю тебе отнести шкатулку к машине, ты будешь счастлива? Держи.
— Она шумит.
— Что?
— Она шумит.
— Ну еще бы, если ее так трясти. Обращайся с ней поаккуратнее, ладно?
— Что там, внутри?
— Пепел. Я же тебе сказал. Просто пепел.
— Это он шумит.
— Пепел и кусочки костей. Бояться нечего.
— Я не боюсь.
— А то я не знаю. Ты у нас ничего не боишься, верно?
— Я их слышу.
