15
У берегов Каспийского моря старухи — картофельные ворожеи…
У берегов Каспийского моря старухи — картофельные ворожеи стенали. Они громко голосили и горестно завывали. Вся Трансоксания оплакивала великого Шейбани-Древоточца, правителя Хорасана, господина Самарканда, Герата и Бухары, прямого потомка Чингисхана и сокрушителя Могола-выскочки Бабура…
«Нам неприятно, когда в нашем присутствии повторяют хвастливые речи какого-то проходимца, упоминая имя нашего деда», — угрожающе прервал рассказчике тихий голос императора.
Шейбани, этот варвар и настоящий злодей, потерпел поражение при Мерве от Исмаил-шаха. Тот велел изготовить из его черепа оправленный в золото и украшенный рубинами кубок для вина, а части тела Шейбани — в доказательство того, что узурпатор и вправду мертв, — приказал разослать в разные земли, прежде ему принадлежавшие. Именно так окончил свои дни в возрасте шестидесяти лет этот закаленный в сражениях, но дикий и внушавший страх воин: его унизил, его изрезал на куски зеленый юнец, которому едва исполнилось двадцать четыре.
«Вот это уже лучше, — с удовлетворением отозвался император, делая глоток вина из своего собственного кубка. — Ибо как можно называть доблестным человека, который убивал своих соплеменников и друзей, человека без веры, без чести, не ведавшего, что такое сострадание. Подобные действия могут привести к власти, но никогда не прославят в веках». — «Сам флорентиец Никколо Макиавелли не смог бы выразить это лучше», — пробормотал Веспуччи-Могор.
***
Ворожба на картофеле зародилась в районе Астрахани, на берегах реки Итиль, впоследствии получившей название Волга. Ввела ее в практику легендарная колдунья Ольга, однако между ее последовательницами произошел раскол. Ворожеи, которые жили возле Каспия, в ту пору именуемого Хазарским морем, в районе Ардабила, родного гнезда Исмаил-шаха, примкнули к шиитам
[43]
и радовались победам двенадцатого правителя Персии, в то время как жалкая горстка тех, которые остались на восточном побережье, среди узбеков, поддерживала Шейбани. Впоследствии, когда армия Османа разбила Исмаила в пух и прах, эти суннитские ведьмы возомнили, будто их ворожба более эффективна, чем у их шиитских сестер по ремеслу. «Хорасанский картофель всемогущ! — как заклинание, твердили они. — Его сила безгранична!»
С помощью картофельной магии, утверждали суннитские ведьмы, можно найти себе мужа, отбить избранника у более привлекательной соперницы и даже решить исход сражения. Шах Исмаил стал жертвой крайне редко используемого великого противошиитского заклятия. Для этого требовалось неимоверное количество картофеля и осетровой икры, причем последнее представляло значительную трудность. Следовало также добиться полного единогласия среди суннитов — задача не менее трудная, чем добыча икры осетров. Когда пришло известие о поражении Исмаила, ведьмы-суннитки утерли глаза, перестали выть и пустились в пляс. (Пляшущая хорасанка — зрелище уникальное, и тот, кто видел это хоть раз, вряд ли когда-нибудь забудет.) Раскол же в среде картофельных ворожей, произошедший после применения великого икорного заклятия, существует и по сей день.
Можно предположить, однако, что исход решающего сражения (при Чалдыране) был обусловлен более прозаическими причинами. Армия турок имела численное превосходство, к тому же у них были ружья, в то время как персы, считая их оружием, недостойным мужчины, от их применения отказывались, вследствие чего гибли в огромном количестве, хотя и весьма достойно, вполне по-мужски. Можно предположить также, что турки выиграли бой, потому что их армией командовал несокрушимый янычар, избавивший мир от Влада Дракулы, доблестный турок из Флоренции по имени Аргалья. Сколь бы ни мнил себя великим Исмаил-шах — а по самомнению ему не было равных в мире, — он оказался не способен долго сопротивляться обладателю заговоренной сабли.
Шах Исмаил объявил себя двенадцатым имамом.
[44]
По всеобщему мнению, он был высокомерен и тщеславен и прослыл истовым приверженцем ислама шиитского толка. Он любил повторять слова суфия Шейха Захида: «Я искрошу в щепы клюшки противника, и все поле станет моим». К изречению святого он сделал собственное добавление: «Я то, что тебе нужно. Приди ко мне, слепец, потерявший дорогу, и обрети Истину! Я тот, кто может всё и вся!» Его почитали как земное воплощение Аллаха, и своим верным «красноголовым» солдатам-кызылбаши он действительно представлялся божеством. Никто не назвал бы Исмаила скромным, благородным или добрым. Тем не менее именно в таких выражениях говорила о нем вычеркнутая из истории принцесса Кара-Кёз, когда после победы при Мерве с головой Шейбани-хана в кувшине с медом он торжественно вступил в Герат. Шах Исмаил стал ее первой любовью. Тогда ей исполнилось семнадцать.
— Значит, это все-таки правда! — воскликнул Акбар. — Выходит причина отказа Черноглазки вернуться вместе с Ханзадой ко двору нашего деда, причина запрета упоминать ее имя заключается вовсе не в том, что ее соблазнил ваш Аркалья или Аргалья, как полагала незабвенная Гюльбадан, а в ее любви к персидскому шаху!
— В сказании о Кара-Кёз две главы, о хранитель вселенной, — пояснил Могор. — Две главы и два героя. Первая посвящена победителю, вторая — тому, кто его уничтожил. Нужно признать, что женщина — существо несовершенное, и у молодой особы, о которой идет речь, имелась своя слабость — она любила быть на стороне победителей.
Герат. Жемчужина Хорасана, родина создателя непревзойденных миниатюр Бехзада и бессмертного философа любви — поэта Джами; место упокоения покровительницы самой красоты, царицы, названной Гаухар-Шаад, то есть «сверкающая, словно алмаз». «Теперь ты принадлежишь Персии, о Герат! — повторял про себя Исмаил-шах, следуя улицами покоренного города. — Твоя история, твои оазисы и купальни, мосты, каналы и минареты — все это теперь мое». Из окна дворца за ним следили две пары глаз — две принцессы из рода Великих Моголов. «Теперь мы либо умрем, либо получим свободу», — произнесла Ханзада. Она постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно. Она заметила запечатанный кувшин, притороченный к седлу коня, следовавшего за Исмаилом, и поняла, что в нем находится. «Если отец мертв, его сына ожидает та же участь», — добавила она. Предчувствие не обмануло ее: к тому времени, как Исмаил явился к ним, мальчика уже отправили вслед за отцом. Почтительно склонив голову перед принцессами, шах Исмаил обратился к ним с краткой речью:
— Вы сестры великого брата моего, и я дарую вам свободу. В знак своего расположения к почтенному Бабуру я намерен отправить вас вместе с дарами в Кундуз, где он сейчас пребывает. Думаю, для него вы станете самым дорогим из всех моих подарков.
