— Перестань, Том! Что стрелку с Дикого Запада делать в Зефире? И потом, не думаешь ли ты, что случай, когда мальчишка спас жизнь самому Вьятту Эрпу в О'Кей Коррал, мог не попасть в книжки по истории? Так вот, я пошел в библиотеку и внимательно просмотрел там разные книжки. В них нет ни слова о том, что какой-то мальчишка спас жизнь Вьятту Эрпу, а кроме того, в книгах я не нашел ни одного стрелка по прозвищу Кат Леденец. Сильными движениями щетки мистер Доллар раздраженно смахнул со спинки кресла остатки волос.
— Твоя очередь, Кори. Иди садись. Отворачиваясь от окна, я заметил, как мистер Каткоут махнул кому-то рукой. По другой стороне Мерчантс-стрит навстречу мистеру Каткоуту непринужденно шел Верной Такстер, как обычно, в чем мать родила, шел с очень целеустремленным видом, словно торопился куда-то, но улучил момент помахать мистеру Каткоуту. Двое безумцев разминулись и пошли дальше, каждый своей дорогой. Мне было не смешно. Мне не давал покоя вопрос: что заставило мистера Каткоута поверить, что когда-то он был стрелком, точно так же, как и то, что заставило Вернона Такстера верить в то, что у него в его прогулке нагишом есть цель. Я подошел к креслу и уселся. Закутав мою шею полотенцем и заколов его английской булавкой, мистер Доллар несколько раз расчесал мои волосы гребешком. Отец уже сидел в кресле для посетителей и читал “Иллюстрированные спортивные страницы”.
— Немного снимем сверху и подровняем по бокам? — спросил меня мистер Доллар.
— Да, сэр, — ответил я. — Это будет в самый раз. Ножницы запели свою визгливую отрывистую песнь, и маленькие мертвые кусочки меня посыпались на пол.
Глава 3
Мальчик и мяч
Когда мы с отцом вернулись домой, он уже стоял у нашего крыльца. Прямо перед крыльцом, сам по себе, опираясь на специальную выдвижную подножку. Новенький велосипед.
— Господи, — прошептал я, торопливо выбираясь из нашего пикапа. Ничего больше я вымолвить не мог. К, крыльцу я шел словно в трансе, потом, протянув руку, прикоснулся к нему. Велосипед мне не снился. Он был самый что ни на есть настоящий, и он был прекрасен. За моей спиной оценивающе присвистнул отец.
— Вот это да, потрясающий велосипед, верно, Кори?
— Да, сэр. Я все еще не мог поверить своему счастью. Передо мной было то, о чем я в глубине души так давно мечтал, с незапамятных времен. Теперь это принадлежало одному мне, и потому я чувствовал себя королем мира Позже, много лет спустя, я говорил себе, что на всем белом свете я не видел женских губ краснее и ярче, чем подаренный мне велосипед. Ни одна иноземная спортивная машина с колесами и мягко урчащим мотором не таила в себе столько мощи и скрытой жажды скорости, как мой велосипед. Никакой хром не блестел с такой чистотой, подобной серебристой луне в летнюю ночь. У велосипеда была большая круглая фара и гудок с резиновой грушей, а рама его выглядела такой же сильной и несгибаемой, как мускулы Геракла. Вместе с тем велосипед казался рожденным для скорости; его руль плавно изгибался назад, будто приглашая отведать напор ветра, черная резина его педалей не знала других подошв, кроме моих. Отец погладил пальцами фару, потом приподнял велосипед одной рукой.
— Господи, да он почти ничего не весит! — восхищенно проговорил отец. — Легче металла я в жизни не видывал. Когда он осторожно поставил велосипед на место, тот пружинисто замер на своей подножке, похожий на послушное, но еще не до конца укрощенное животное. Через секунду я уже сидел в седле. Поначалу мне пришлось приспосабливаться, потому что из-за переднего наклона руля и сиденья мне все время казалось, что я вот-вот потеряю равновесие и упаду. Голова выдавалась вперед почти над передним колесом велосипеда, спина была прямой и напряженной и могла поспорить в стойкости с рамой велосипеда. В моем распоряжении оказалась машина, которая, если я не проявлю вовремя внимания, с легкостью могла выйти из повиновения; во всем этом было нечто, что одновременно и пугало меня, и приводило в восторг. На крыльце появилась мама. По ее словам, велосипед привезли всего час назад. Его доставил в кузове своего грузовичка мистер Лайтфут.
— Он просил передать тебе напутствие Леди, Кори. Она говорит, что тебе нужно ездить на этом велосипеде очень осторожно, пока ты не привыкнешь к нему, — сказала мама. Она посмотрела на отца, который ходил вокруг нового велосипеда. — Ведь Кори может оставить его себе. Том? — спросила она.
— Я не привык принимать милостыню. И ты это знаешь, Ребекка.
— Это не милостыня. Том. Это награда за доброе дело. Отец еще раз обошел велосипед кругом. Потом остановился и легонько ударил мыском ботинка по передней шине.
— Должно быть, дорогой. Это удовольствие стоило ей немало денег. Но велосипед отличный, это уж точно.
— Я могу оставить велосипед себе? — дрожащим голосом спросил я. Засунув руки в карманы, отец некоторое время молча стоял напротив велосипеда. Раздумывая, он жевал губу и хмурил брови, потом поднял глаза на маму:
— Значит, это не милостыня?
— Уверена, что нет. Глаза отца встретились с моими глазами.
— Хорошо, — проговорил он. Ни одного его слова я не ждал с такой тревогой и надеждой. — Этот велосипед твой.
— Спасибо! Огромное спасибо, папа!
— Как же ты его назовешь? — поинтересовался отец. — Ты ведь всегда мечтал о новом велосипеде. Само собой, я еще не думал об этом. Я покачал головой, все еще пытаясь привыкнуть к посадке в седле и к тому, как клонилось вперед мое тело.
— Попробуй сделай на нем пару кругов, — подмигнул мне отец, потом подошел к маме и обнял ее за талию.
— Хорошо, сэр, — отозвался я, ловко убрал подножку и за руль отвел велосипед через лужайку к тротуару Мне казалось невежливым сразу же катить по тряской лужайке, прежде чем мы с велосипедом не познакомимся друг с другом как следует. Хотя, возможно, я просто опасался садиться в седло на неровном месте. На тротуаре я сел в седло и приготовился.
— Давай! — крикнул мне отец. — Прокатись-ка по этой старой улице с ветерком! Я кивнул, по не тронулся с места. Можете удивляться, но я точно почувствовал, что велосипед подо мной дрожит. Хотя, наверное это дрожал я сам.
— Жми на педали! — крикнул мне отец. Это был тот самый миг, которого я дожидался столько месяцев, да что там месяцев — лет. Сделав глубокий вдох, я поставил ногу на педаль и сильно оттолкнулся другой ногой. Потом обе мои ноги оказались на педалях и я направил велосипед на дорогу. Колеса вращались почти бесшумно, раздавалось только чуть слышное тик.., тик.., тик, словно из сердца бомбы, которая в любой миг готова была взорваться.
— Счастливо прокатиться! — крикнула мне вслед мама и помахала рукой. Оглянувшись, я на мгновение отпустил одной рукой руль, чтобы помахать маме в ответ, но в тот же миг велосипед вышел у меня из-под контроля и пошел дикими петлями. Я чуть было не сверзился на тротуар в первый же выезд, но успел поймать руль и выправить машину. Ход у педалей был невероятно мягким, словно они были смазаны сливочным маслом, колеса пружинисто летели по разогретому тротуару. Я понял, что велосипед, оседлать который я решился, при желании может унести меня вперед, будто ракета. Нажав на педали, я рванул вдоль по улице. В моих свежсподстрижснных волосах засвистел ветер, и, честно говоря, мне показалось, что я сумел добраться до самой вершины человеческого счастья. В свое время я привык к старой, провисшей цепи и передаче, которая требовала усиленной работы ногами, но эта машина была послушна малейшему усилию. Я испытал тормоза — и едва не вылетел из сиденья вверх тормашками. Сделав широкий круг в конце улицы, я снова молниеносно набрал скорость и вернулся назад так быстро, что на затылке выступил пот. Впечатление было такое, что велосипед вот-вот оторвется от земли; однако машина была послушна любому, даже самому малому движению руля и поворачивала, едва я успевал только подумать о том, в какую сторону хочу править. Подобно ракете, велосипед нес меня сквозь древесные тени улицы к родному дому. Обгоняя ветер, я понял, каким должно быть имя моего нового велосипеда.
